мчащегося изо всех сил к одинокой заставе, где на крюке висел мешок с почтой. Чарлтон схватил его, не сбавляя скорости. Я собирался проделать то же самое с Радар. Я не хотел кричать, поэтому просто присел на корточки и вытянул руки, надеясь, что она поймёт.

Когда солнечные завершали обороот, и Радар увидела меня, она встала на лапы. Ветер от крутящегося диска обдувал её шёрстку, будто её гладили невидимые руки. Если бы я промахнулся (Чарлтон Хестон не промахнулся мимо почтового мешка, но то было в кино), мне пришлось бы запрыгнуть на часы, схватить её и спрыгнуть. В процессе я мог потерять один год из моих семнадцати, но порой отчаянные меры – единственные меры.

Так получилось, что мне вообще не пришлось её хватать. Когда я положил её на солнечные часы, Радс уже не могла самостоятельно передвигаться. После пяти – с заходом за шестой – оборотов, она стала совершенно другой собакой. Она присела, напрягла свои новые сильные задние лапы и прыгнула в мои объятия. По ощущениям было похоже, что в меня прилетел мешок с цементом. Я упал на спину, Радар нависла надо мной, широко расставив передние лапы по обе стороны от моих плеч, неистово виляя хвостом и облизывая моё лицо.

– Хватит! – выдавил я, но команда не подействовала, потому что я заливался смехом. Она продолжала облизывать меня.

Наконец я сел и внимательно осмотрел её. До этого Радар была похудевшей до шестидесяти фунтов. Теперь же она набрала вес до восьмидесяти или девяносто фунтов. Хрипы и кашель пропали. Подсыхающие выделения на её морде также пропали, будто их никогда не было. Белизна исчезла как с её морды, так и с чёрной шёрстки на спине. Её хвост, который раньше выглядел истрёпанным, теперь стал пушистым и объёмным. Лучше всего – самый верный показатель изменений, произведённых солнечными часами, – были её глаза. Они больше не были затуманенными и оцепенелыми, будто она не понимала, что происходит с ней или с окружающим её миром.

– Посмотри на себя, – прошептал я. Мне пришлось вытереть глаза. – Ты только посмотри на себя.

4

Я обнял Радар, затем встал. У меня и в мыслях не было поискать золотые гранулы. Я достаточно искушал судьбу для одного дня. Более, чем достаточно.

Эта новая и улучшенная версия Радар не поместилась бы в корзине на багажнике трёхколёсника. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в этом. А у меня не было поводка. Он остался у Клаудии, в тележке Доры. Но часть меня верила, что он больше не понадобится.

Я наклонился, обхватил ладонями её морду и посмотрел в тёмно-карие глаза: «Будь рядом. И не шуми. Тсс, Радс».

Мы двинулись назад тем же путём, каким пришли; я крутил педали, а Радар шла рядом со мной. Я велел себе не заглядывать в бассейн. Когда мы приблизились к каменному проходу, снова пошёл дождь. Преодолев половину прохода, я остановился и слез с трёхколёсника. Велел Радар сидеть и ждать. Неспешно двигаясь, держась спиной к покрытой мхом каменной стене прохода, я добрался до его конца. Радар наблюдала, но не шевелилась – послушная собака. Я остановился, когда увидел золотой подлокотник этого гротескно разукрашенного трона. Сделал ещё шаг, вытянул шею и убедился, что он пуст. Дождь барабанил по полосатому навесу.

Где же Хана? В какой из двух частей дома? И чем она была занята?

Вопросы, на которые у меня не было ответа. Возможно, она всё ещё поглощала свою полуденную пищу, которая пахла, как свинина, но свининой не была, или могла вернуться в жилую часть для послеобеденного сна. Я не думал, что мы отсутствовали достаточно долго, чтобы она закончила есть, но это была только догадка. Последние минуты – сначала русалка, потом солнечные часы – были для меня напряжёнными.

С того места, где я стоял, я видел перед собой высохший фонтан. Он обеспечил бы нам хорошее укрытие, но только в том случае, если мы доберёмся до него незамеченными. Всего пятьдесят ярдов, но когда я представил последствия нашей поимки на открытом пространстве, расстояние показалось мне гораздо большим. Я прислушивался к рычащему голосу Ханы, даже более громкому, чем у Клаудии, но ничего не слышал. Несколько куплетов из песни «пронзи меня своим штыком» пригодились бы для определения её местоположения, но вот, что я узнал в одержимом городе Лилимар: великанши никогда не поют, когда тебе это нужно.

Тем не менее, нужно было сделать выбор, и мой состоял в том, чтобы попытаться добраться до фонтана. Я вернулся к Радар и уже забрался на трёхколёсник, когда слева от прохода раздался громкий хлопок. Радар вздрогнула и повернулась в ту сторону, глубоко в её груди зародилось низкое рычание. Я схватил её, прежде чем раздался залп лая, и наклонился: «Тихо, Радар, тсс».

Я услышал, как Хана что-то бормочет – что-то неразборчивое – и раздался ещё один из тех громких раскатистых пердежей. В этот раз мне не захотелось смеяться, потому что она медленно шла мимо арки, ведущей в проход. Если бы она посмотрела направо, мы с Радар могли прижаться к стене и, возможно, в полумраке остаться незамеченными, но даже будь Хана близорукой, трёхколёсник Клаудии был слишком большим, чтобы не заметить его.

Я вытащил револьвер мистера Боудича и прижал его к боку. Если она повернётся в нашу сторону, я собирался выстрелить в неё, и точно знал, куда нужно целиться – в ту красную щель посреди её лба. Я никогда не упражнялся в стрельбе с оружием мистера Боудича (вообще ни с каким оружием), но у меня хорошее зрение. Первым выстрелом я мог промазать, но у меня оставалось бы ещё четыре попытки. А что до шума? Я подумал о костях, разбросанных вокруг трона, и решил: хер с этим шумом.

Она ни разу не посмотрела в нашу сторону или в сторону фонтана, просто пялилась себе под ноги, продолжая что-то бормотать, что напомнило мне папу перед тем, как он произнёс речь на ежегодном ужине Национального страхового общества Оверленда по случаю того, что он стал региональным работником года. В левой руке Ханы что-то было, но её бедро почти полностью загораживало это, пока она не поднесла руку ко рту. Она скрылась из вида, прежде чем успела вгрызться, меня это вполне устраивало. Я почти уверен, что это была ступня, и что с одной стороны на ней имелся укус в форме полумесяца.

Я боялся, что Хана