К счастью, ее почти никто не тревожил. Все привыкли: если Проскурина спряталась в своем уголочке за шкафами да стеллажами, значит, работает и лучше ее не беспокоить. Золотое перо редакции, как никак.

Вот только знали бы они, чем она занималась на сей раз: чистила ящики стола, компьютер, что-то перекачивала на флэшку. Даже создала для этого папку «Былое». Хотела добавить «…и думы», но остановила себя. Зачем? Думать об этом она и так будет до конца жизни. Но обратного пути нет – эта страница для нее перевернута. Навсегда.

Наверное, внутренне она давно была готова уйти, но всегда что-то останавливало, не позволяло сделать решительный шаг. История с профессором Ладышевым и разговор с Жоржсанд оказались теми последними песчинками, которые склонили чашу весов в пользу расставания с некогда любимым делом.

Прав Вадим: Катя давно переросла свою газету. Ей давно стало неинтересно то, чем она занимается, более того, ее это тяготило. Но вот признаться в этом себе не хватало духу. В силу ответственности тянула взваленный когда-то груз и не задумывалась, почему он становится все тяжелее.

Статьи, заметки, репортажи, колонки, блоги, газетные полосы, презентации, тусовки, интервью, снова статьи… Ноша все тяжелела, сгибала все ниже, двигаться с ней вперед было уже невозможно. Она и не заметила, когда остановилась. Видно, хотела лишь перевести дух, но сдвинуться с места, чтобы идти дальше, уже не смогла. Так и стояла, не отдавая себе отчета в том, что пригвоздившее к земле бремя продолжает увеличиваться в размерах. Как свалка мусора, которой всегда мало отведенного места. Завоевывая пространство, она растет сначала вверх, затем вширь и метр за метром погребает под собой благую идею, когда-то породившую ее на свет.

Вот так и Катя, выбрав журналистику, поначалу с энтузиазмом хваталась за любую тему: все казалось важным, заслуживающим внимания. Но незаметно для себя потеряла изначальную цель и стала невольной пленницей даже не журналистики, а рутины, так как писала много. И пусть она изо всех сил пыталась сохранить индивидуальность, делать это с каждым днем становилось все труднее, внутри что-то стало атрофироваться: если нет движения вперед – нет и жизни.

«Неужели рано или поздно всех ждет один и тот же финал? – неожиданно пришло ей в голову. – Или все-таки есть люди, которые не просто преданы своей профессии, не просто тянут лямку, а остаются неисправимыми энтузиастами до конца дней и при этом чувствуют себя счастливыми? Как им это удается?» – задумалась она.

Ответ был прост и сложен. Главное, казалось бы, лежало на поверхности: они изначально выбрали правильный путь. Однако и здесь есть свои секреты. Нельзя жить одним только делом. Надо периодически отключаться от него, абстрагироваться, чтобы не зациклиться, не разучиться смотреть на мир свежим, незамыленным взглядом. Что-то должно идти параллельно. Примеров-подтверждений тому полно: академик в свободное время с удовольствием копается в теплице, банкир выращивает орхидеи, директор завода возится с внуками.

«Еще есть семья, дети… Семья вроде и у меня была, без детей, правда. И все же одной семьи для счастья мало, – продолжал анализировать мозг, не утруждая себя другим – механическими действиями на компьютере: выделить, скопировать, вставить. – И что такое счастье? Оно может длиться мгновение, а может растянуться на всю жизнь. Этакий миг бесконечности. У кого-то этот миг ярче, у кого-то тусклее. Как звезды. Одна упала, но ее никто и не заметил, а другая пролетела по небу яркой кометой, ею восторгались, даже желание успели загадать. В чем между ними разница? В яркости, это понятно. Но ведь можно отражать свет, а можно его излучать. В чем источник этого излучения? А ведь это любовь! – осенило ее. – Только она. Как путеводный свет в бесконечности времени и пространства… Любовь и есть миг бесконечности…»

«Бесконечность любви, бесконечность печали. Бесконечная нежность, которой не знали», – тут же родились у нее строки. – …Н-да, занесло меня!» – Катя тряхнула головой, откинулась к спинке кресла и взглянула на часы.

То-то еще надумается до конца дня – торопиться ей сегодня некуда. Разве что вечером навестить отца в кардиоцентре, куда его сегодня перевезли. Со слов Арины Ивановны, даже для нее это стало сюрпризом. Если честно, она и сама об этом подумывала, так как кардиоотделение в ее больнице не шло ни в какое сравнение с республиканским центром. Но не успела она с кем-то поговорить, как вопрос решился сам собой: транспортировка, двухместная палата, максимум обследований в первый же день. Для родной медицины повышенное внимание к рядовому пациенту совсем нетипично. Она даже поинтересовалась, не имеет ли Катя к этому отношения.

Нет, не имеет. Но кто мог быть к этому причастен, знала наверняка: только Вадим с его связями и знакомствами. Что ни говори, а сердце у него доброе. Оставалось только мысленно его поблагодарить. Других возможностей не было.

Если считать с вечера пятницы, Катя не слышала его голоса больше трех суток, не видела почти неделю. Целая вечность, которая волей судьбы стала самой счастливой и самой несчастной в ее жизни. Понять, что любит, и тут же потерять свою любовь! Она даже не успела до конца это осознать, надышаться нежданно свалившимся счастьем, не успела им насладиться!

Странное дело, но она уже не чувствовала обиды на Вадима. Даже если он что-то спланировал заранее и в его отношении к ней не было ни капли искренности, а только игра, она ему благодарна. За любовь и свет этой любви, который ее спас, помог иначе взглянуть на жизнь. Словно зажгли в душе лампочку, и все сразу стало заметно: плохое, хорошее, ненужное и то, чему следует научиться. И бесконечное падение в бездну, какими порой казались последние три дня, ее не пугало: что-то неведомое хранило ее, не позволяло достичь дна – раз за разом подхватывало на лету, опять возвращало к краю, заставляло трезво мыслить, оценивать ситуацию, убеждало жить. Но уже без него, без Вадима. Потому что их навсегда разлучило прошлое – пропасть, которую они не смогут преодолеть.

Стоило ковырнуть в душе больную рану, как на глаза навернулись слезы, а сердце вновь зашлось от невыносимой тоски.

«Как же больно! И как же это вынести, кто бы подсказал, – едва не застонала она. – Может, попробовать излить свою боль, записать? Говорят, иногда помогает…»

«Как же больно! – набрала она на клавиатуре и вытерла ладошкой бегущую по щеке слезу. – Как же невыносимо больно терять то, что свалилось тебе с небес, озарило мир ярким светом! Прости меня, моя Любовь, ты ошиблась. Не ту выбрала… Я отпускаю тебя туда, откуда ты пришла… В бесконечность… Спасибо тебе за твой миг… На свете обязательно найдутся двое, которых ты сделаешь счастливыми, для которых твой миг бесконечности растянется на всю жизнь. Прости меня, моя Любовь…» – написала она и остановилась.

Легче, увы, не стало. Скорее, наоборот. Слезы потекли без остановки, еще чуть-чуть – и она заплачет навзрыд.

«Нельзя! – Катя промокнула салфеткой глаза, несколько раз глубоко вдохнула, выдохнула. – Держаться! Никто ничего не должен заметить. Сяду в машину – наревусь вдоволь… Вот только что теперь делать с этой болью?» – окинула она взглядом текст на мониторе.