он не сможет сопротивляться самому себе, а светлое начало не даст развеяться заклинанию оберега. Таким образом, Тьма одержимости будет полностью парализована, а остатки Света не дадут Ахину умереть.

Пусть это лишь теория, но в ней практически нет изъянов. Впрочем, всегда можно просто прикончить жалкое отродье Тьмы. Однако если способ пробуждения темных сил действительно существует, атланы обязаны допросить и изучить Ахина, дабы воспрепятствовать повторению столь неприятных событий, подрывающих авторитет правительства Атланской империи.

Увы, проблема не только в силе. Одержимый обладает выдающимся для раба умом. Он образован, хитер, быстро принимает решения и с легкостью находит сторонников. Но удивительнее всего — его редкостная удача.

Сначала шайки головорезов объединяются и становится личной армией Ахина. Затем он терпит поражение, но умудряется сбежать. А ливень мешает гатляурам взять свежий след, не говоря уж про разбежавшихся бандитов, которые прикрыли отход лидера, наследив буквально повсюду.

Фероту пришлось немало поплутать, прежде чем он добрался до Могильника, где одержимый устроил восстание нежити и вновь скрылся. Но на этот раз уже не бесследно. И с каждым днем гатляуры все увереннее и увереннее указывают путь. Скоро все закончится.

«А вот и посыльный от Вилбера, — епископ воодушевился, увидев приближающуюся к отряду прямоходящую кошку в кожаном доспехе. — Как-то рано. Значит, впереди что-то есть. Неужели догнали?»

— Одержимый свернул на юг, — сходу доложил разведчик. — Если сделаем сейчас то же самое, то, скорее всего, перехватим его через полтора-два дня.

«Нет, еще не догнали».

— Ясно, — разочарованно выдохнул Ферот. — Южнее, говоришь?

— Да. Видимо, он огибает утесы по камиенским охотничьим угодьям.

— Хм… А потом?

— Сложно сказать. Либо свернет к Бирну, либо направится на восток к Пустошам, либо…

— Либо ни то, ни другое, — закончил за него подошедший Эберн. — Этот полоумный темный отморозок сам не знает, куда идет.

— Может, он пытается нас запутать? — предположил гатляурский боец.

— К сожалению, одно другому не мешает, — задумчиво пробормотал Ферот. — Ладно. На юг.

Ирьян, молча идущий рядом, привычным жестом пригладил усы и громогласно отдал соответствующую команду. Колонна солдат единым плавным движением сошла с проселочной дороги и продолжила свой путь по пересеченной местности, даже не замедлив шаг.

— Что-нибудь еще?

— Консалия… — начал было разведчик, но тут же замолчал, наткнувшись на взгляд Эберна.

— Епископ, — эмиссар коротко кивнул Фероту: — Я отлучусь ненадолго. Мне надо поговорить с Вилбером.

— Конечно. Что-то случилось?

— Внутреннее дело, — пожалуй, слишком резко ответил Эберн.

— До тех пор, пока это не касается нашей основной задачи, — твердо возразил Ферот, проигнорировав тон эмиссара.

— Безусловно.

Гатляуры торопливо удалились, оставив епископа наедине с его мыслями и двумя десятками солдат. Не самая приятная компания. Причем людей атлан еще мог вытерпеть, а вот неуместные воспоминания, нелепые догадки и рассуждения, балансирующие на грани ереси…

Можно, конечно, снова сослаться на усталость, однако Ферот внезапно осознал, что такими темпами он рискует потерять доверие к самому себе. Уж лучше и вовсе ни о чем не думать, чем искать утешение в пустых оправданиях.

— Скоро все закончится. Уже скоро.

***

— Ты о чем думал? Это внутренние дела гатляуров! — отчитал разведчика Эберн, убедившись, что их никто не услышит. — Наши проблемы не должны касаться бледнорожего. Мы здесь для того, чтобы укрепить авторитет общины в правящих верхах, а не наоборот.

— Прошу прощения. Но Ферот ведь все равно ничего не знает.

— И так оно и должно оставаться, — прошипел эмиссар, раздраженно дернув усами. — У этих выродков из высшего общества и без того слишком много претензий к гатляурской природе и сомнений в нашей причастности к Свету. Если в отчете епископа будет хоть слово о… Кстати, что там случилось с Консалией?

— Прошлой ночью лейтенант выглядела… — разведчик немного помялся, подбирая правильные слова: — Слишком возбужденной.

— Она такая с тех пор, как мы покинули Камиен, — отмахнулся Эберн. — Свежий воздух, природа и открытые пространства нам всем немного вскружили голову.

— Но мы смогли свыкнуться и даже открыли для себя кое-что новое. А она… Вилбер беспокоится о ее состоянии.

— Все настолько серьезно?

— Сложно сказать, — гатляур замолчал, в сомнениях почесывая когтями натертость на шее, появившуюся из-за слишком долгого ношения кожаного доспеха, но все же продолжил: — Ей как будто становится все хуже и хуже. Или лучше, не знаю. В любом случае лейтенант уже неспособна командовать нами. Она игнорирует приказы, не разговаривает, часто пропадает и прячется.

— Я понял, — нахмурился Эберн. — Веди к Вилберу.

— Тогда нам нужно ускорить шаг.

— Конечно, давай.

— Я имею в виду — значительно ускорить, — осторожно уточнил разведчик.

— И? На что ты намекаешь? — фыркнул эмиссар. — Моя порода не так крупна, как ваша, но не надо делать мне поблажек. Я побыстрее некоторых бойцов гвардии буду. Побежали уже!

Однако спустя пару минут бега оказалось, что свои силы Эберн все же переоценил. Поспевая за сородичем, ему едва удавалось маневрировать среди стволов деревьев и не спотыкаться. Сердце темношкурого гатляура отбивало сумасшедшую дробь, а при подъемах на склон какого-нибудь буерака оно, кажется, и вовсе останавливалось. Кровь шумела в ушах, отдышка не давала сосредоточиться, конечности потеряли всякую чувствительность, но гордость не позволяла эмиссару отстать от разведчика, который меж тем передвигался легко и беззвучно, но отнюдь не на пределе возможностей.

Едва увернувшись от очередного дерева, Эберн все же зацепился ногой за огромный корень. Однако вместо неловкого падения гатляур обнаружил, что даже в полете он способен контролировать движение тела. Более того, времени хватило не только на удивление, но и на то, чтобы выбрать место и понять, как следует приземлиться для нового рывка вперед.

Природа распахнула объятья, приняв Эберна в его истинном обличии. Стремительный, ловкий и смертоносный хищник — вот кто он на самом деле. Пространство вокруг наполнилось звуками и запахами, отдышка и сбитое сердцебиение пропали, уступив место спокойному дыханию и ритмичной пульсации тепла в венах. Руки и ноги гатляура окрепли, и, похоже, движения стали даже быстрее, чем эмиссар успевал подумать о них, полностью полагаясь на чутье, раскрывшее ему новый огромный мир. Он мог бежать вечно, он мог охотиться, он мог жить так, как завещано природой, он мог вести за собой стаю… Он мог наконец-то быть собой.

Эберн резко остановился, вцепившись когтями в дерево. В глубине сознания всколыхнулось нечто, что делало его разумным существом, а не диким зверем. И в следующее мгновение пришло понимание, насколько же опасно привыкшим к городской жизни гатляурам находиться посреди природы, пробуждающей в них первобытные инстинкты.

Опасно. Но правильно. Ибо здесь их место. Оно всегда было здесь.

Медленно выдохнув, эмиссар растерянно посмотрел по сторонам. Голова еще отказывалась думать,