просто обречены на успех! Люди в этом отношении очень удобный народец. И к Свету не особо близки, хотя от рождения являются светлыми, и на Атланскую империю постоянно ворчат из-за налогов и прочих повинностей, и вообще уровень жизни у них невысокий, за такие деньги они продадутся с потрохами. Великолепно! Неужели… Неужели у нас получится?»

— Пользуйся, раз пригодится, — пожал плечами Одноглазый и, оглянувшись на Могильник, пренебрежительно хмыкнул. — Ладно… Ну, главный, куда теперь двинемся?

— В Бирн, — решительно ответил Ахин. — Пойдем лесами. Старайтесь не оставлять следов. И не потеряйте драгоценности, теперь они — часть нашего плана.

Богатство. Явление, которое одним своим существованием порождает неравенство, возвышая в обществе одних и низвергая других. Но оно же станет оружием в борьбе за восстановление баланса. Какая ирония…

Глава 11: Пути и дороги

Ферот резко вскочил с постели, судорожно хватая ртом воздух. В висках епископа глухо стучал пульс, отдавая болью куда-то в затылок и затекшую шею. Перед глазами все расплывалось. Кажется, мир был готов уйти из-под ног и покатиться в клокочущую бездну кошмара, от которого только что очнулся атлан.

— Сон… — облегченно выдохнул он.

Но напряжение от беспокойного пробуждения никак не покидало тело. Присев на походную кровать, Ферот подпер голову подрагивающей рукой и невидящим взглядом уставился на стенку палатки, колышущуюся от легкого ветерка. Детали ночного кошмара медленно всплывали в памяти, но из-за этого все становилось только запутаннее.

Епископу снилась Вечная война. Величайшее противостояние Света и Тьмы предстало перед ним столь реалистично и естественно, будто бы он сам участвовал в тех событиях. Но Ферот родился в мире, который уже был озарен Светом, в мире добра, одержавшего верх над злом. И одна только мысль о том, что темные силы могли на равных сражаться со светлыми, вызывала у него недоумение.

— Но ведь когда-то так и было, — атлан непроизвольно издал истерический смешок. — Неужели все может повториться?

Ему очень хотелось посмеяться над своим глупым вопросом, но у него получилось выдавить лишь порывистый хрип сквозь сжатые зубы. Ведь происходящее и в самом деле медленно, но верно пропитывалось какой-то немыслимо абсурдной действительностью — порождения Тьмы под предводительством Ахина представляют собой угрозу мирной жизни Атланской империи.

«Я уже столько времени не могу поймать жалкое порождение Тьмы, — Ферот поднялся с постели, наконец почувствовав, что головная боль начала отступать. — Похоже, Свет не так всесилен, как нам хочется думать. Или это я — недостойное орудие Света? Да, так и есть. Я не имею права признавать бессилие светлейшей Атланской империи лишь потому, что сам ни на что не способен. Но я все же часть Света. То есть Свет имеет изъян в виде меня. И таких изъянов может быть много. Но тогда ведь и Свет… Нет, невозможно. Я скорее поверю, что моя причастность к Свету на самом деле ничего не значит, чем позволю себе еретические мысли. Хотя так только хуже…»

Умывшись водой из небольшого тазика, атлан торопливо оделся в помятые епископские одеяния, которые приобрели серо-желтый оттенок дорожной пыли с грязными разводами, напоминающими о переходах под проливными дождями. Есть не хотелось, но он заставил себя проглотить скромный армейский паек, запив его сильно разбавленным вином. Затем Ферот достал меч, проверил пальцем остроту белого лезвия, сделал несколько пробных взмахов и вложил клинок обратно в ножны. И наконец, поправив перевязь с оружием, епископ посмотрел в небольшое мутное зеркало.

Светлая кожа атлана посерела, как во время затяжной болезни, волосы спутались, щеки впали, а глаза, ранее светящиеся жизнью и гордостью, ныне взирают остекленевшим взглядом дряхлого старика. От всего его вида веет тревогой, смутными сомнениями и тяжелыми мыслями.

Пребывание вне стен Камиена дается ему очень нелегко. И речь не об отсутствии комфорта. Атланская империя вне столицы оказалась совсем не такой, какой он представлял ее благодаря книжным знаниям, армейским донесениям и сведениям из налоговых сводок. Это словно какой-то иной мир, живущий по своим законам.

— Я отвратительно выгляжу, — резюмировал епископ, но в его голосе уже не слышалось расстройства. То ли привык, то ли врожденное атланское самолюбование дало слабину, уступив место размышлениям о куда более серьезных проблемах.

Выйдя наружу, Ферот увидел чистое утреннее небо и удовлетворенно хмыкнул. Кажется, сезон дождей наконец-то подошел к концу.

Тем временем бойцы Ирьяна уже начали сворачивать лагерь. Люди действовали точно и быстро, как и положено опытным солдатам. Глядя на них, Ферот отметил для себя, что он смог не только свыкнуться с обществом этих созданий Света, но даже обратил внимание на некоторые положительные черты их расы.

Атлан много думал о том, откуда в них столько изобретательности и спешки, и пришел к выводу, что все дело в короткой человеческой жизни. Люди всегда старались закончить какое-либо дело быстро и качественно, чтобы не возвращаться к нему как можно дольше и успеть сделать что-то еще. Естественно, при таком темпе они не акцентировали внимание на комфорте, эстетике и духовном росте, в то время как атланы всецело посвящали себя пассивному созерцанию мира, размышлениям и самосовершенствованию.

«Нам есть чему поучиться друг у друга», — печально усмехнулся Ферот, с горечью осознав, что впервые подумал о людях как о равных. Это, конечно, в каком-то смысле правильно, но его не покидало ощущение, что тем самым он признавал не возвышение человечества, а упадок атланов.

— Епископ, — подошедший Ирьян коротко кивнул, что, наверное, должно было означать поклон. — За ночь никаких происшествий не произошло. Гатляуры не обнаружили ничего подозрительного. Отряд готов продолжить преследование одержимого. Выдвигаемся согласно расписанию.

Доложив, бригадир еще некоторое время постоял рядом с Феротом, глядя на задумавшегося атлана вечно прищуренными глазами, и затем, хмыкнув в роскошные седые усы, ушел проводить перекличку.

«Так что же пошло не так? Когда? С чего все началось?»

С нападения сонзера на квартал фей. Тогда одержимый впервые призвал темные силы, сумев задержать отряд городской стражи и даже навредить Элеро, благородному созданию Света. Атланам же всего-навсего нужно было незамедлительно и целесообразно отреагировать — найти особо опасного преступника, обезвредить его, заточить в казематы Цитадели, допросить, изучить и казнить в назидание остальным рабам.

— А мы привели толпу невиновных порождений Тьмы на площадь и публично сожгли их, — пробормотал Ферот. — Мы ошиблись.

«Я все-таки признал это».

Епископ впервые не смог заставить себя думать правильно. Мир за стенами Камиена многое показал ему, изменил его. Взять хотя бы тот погром в безымянной деревне и последующее истребление банды отчаявшихся головорезов. Нет, он не испытывал ни капли сочувствия к преступникам, но