мы будем решать, когда оно станет настоящим.

Вилбер сильно изменился. В его словах не чувствовалось уверенности, но он изо всех сил старался не поддаваться сомнениям. Командир гатляурской гвардии не сдался и не впал в отчаяние, даже столкнувшись с пугающей неопределенностью. Но отчего тогда эти редкие порывы воздуха, лениво снующие меж стволов и просачивающиеся сквозь паутину ветвей, так упрямо раздувают едва тлеющие угольки беспокойства?..

— Может, ты и прав, — нехотя согласился Эберн. — Правда, я почему-то уверен, что теперь не смогу жить по-прежнему.

В кронах деревьев вновь прошелестел ветер, утягивая за собой тревожный порыв. Черная с подпалинами шкура эмиссара на мгновение встала дыбом, странное ощущение заставило его содрогнуться и обернуться. Но позади никого не было. Или лучше сказать, что там уже никого не было?

Однако все повторилось. Разведчик, приведший Эберна к командиру, пригнулся и прислушался к окружающим звукам, задержав дыхание. Дремлющие гатляуры открыли глаза и одним плавным движением встали на ноги, озираясь по сторонам.

Сам Вилбер даже не пошевелился, но янтарные искорки его взгляда плясали по всему лесу, цепляясь за малейшие движения.

— Так или иначе, мы должны помочь Фероту поймать одержимого, — подвел он итог, медленно разматывая до сих пор не убранный ремень. — Но сперва нужно привести в чувство Консалию.

В кроне деревьев мелькнула тень. Эберн резко отскочил назад, не успев ничего осознать — его тело двигалось само, подчиняясь инстинктам, а не разуму. И в следующее мгновение в место, где только что стоял эмиссар, ударила черная молния.

Раздался свист когтей, рассекших воздух рядом с лицом Вилбера, и практически сразу ему вторило смертоносное эхо, однако командир успел увернуться, перекатившись вбок прямо из положения сидя. Следом за ним полетели вырванные ошметки трухлявого пня. Страшно даже представить, что произошло бы, если бы удар пришелся точно в цель.

— Консалия! — прорычал Вилбер, оказавшись на безопасном расстоянии. — Стой! Это я!

«Консалия?» — Эберн только сейчас узнал в представшим перед ним свирепом хищнике черную фра-гатляур. В ее внешнем виде, движениях и даже запахе стало слишком много звериного. Эмиссар не мог знать наверняка, но он чуял, что в ней не осталось почти ничего от лейтенанта гатляурской гвардии. Так как же помочь ей, дикому зверю, если она больше не внемлет голосу разума?

Пантера с угрожающим шипением бросилась в сторону, в три стремительных рывка взобралась на верхушку дерева и растворилась в кронах. При следующем порыве ветра она ударит вновь, внезапно вынырнув из шелестящих теней.

Гатляуры заняли круговую оборону, схватившись за тесаки.

— Нет, — твердо рыкнул Вилбер, поудобнее перехватывая ремень. Оружие вернулось в ножны. — Не навредите ей.

Движение воздуха подняло зеленую волну листвы, и, словно вторя невидимому потоку, один из гатляуров упал на землю, опрокинутый появившейся из ниоткуда Консалией. Второй боец тут же кинулся к ней, но у него не было ни единого шанса поймать лейтенанта — в своем животном рвении она слишком быстра даже для сородичей. Однако, увернувшись от его захвата, фра-гатляур на мгновение потеряла равновесие и потому снова не смогла нанести смертельный удар Вилберу, стоявшему к ней спиной. Командир обернулся и отшатнулся назад, но когти обеих лап черной пантеры вонзились ему в бока, насквозь прошив кожаную броню.

— Консалия, — хрипло выдохнул Вилбер, обронив ремень, и схватил ее за запястья: — Очнись!

— Ты. Слаб. Недостоин, — отрывисто прошипела она. — Я. Стану. Вожаком.

На мгновение их взгляды встретились — кипящий янтарь глаз Вилбера влился в черную бездну дикой ярости Консалии. И кажется, где-то там, в глубине ее подавленного сознания, промелькнул просвет понимания содеянного, но он тут же померк, обернувшись новым смыслом, продиктованным пробудившейся первобытной природой. И в тот же миг Консалия крепко вцепилась зубами в шею командира. По рыжей шкуре поползли алые разводы.

Третий гатляур-боец, оказавшийся в невыгодном положении с другой стороны пня, наконец подскочил к Консалии и сгреб ее в охапку, отрывая от Вилбера. Из рваной раны на шее брызнула кровь, но командир не ослаблял хватку.

— Эберн! — взревел он, брызжа красной слюной. — Ремень! Вяжи!

Эмиссар видел все от начала и до конца. Он не замечал безумную скорость, с которой велась борьба, и даже удивлялся, почему два упавших гатляура до сих пор не встали на ноги. Все движения Консалии и Вилбера казались ему плавными и даже немного неуклюжими. Это было похоже на то чувство, когда внутри него впервые пробудилась истинная суть его народа. Только сейчас он оставался в сознании и мог контролировать себя… правда, не полностью. С каждым ударом сердца по венам Эберна проносились волны тревоги, гонимые инстинктом самосохранения. Все внутри него кричало о том, что не следует приближаться к разъяренной фра-гатляур и раненому командиру. Он был парализован непреодолимым желанием выжить, и давно бы уже сбежал, но…

— Благополучие общины — превыше всего, — издав жалкий стон, Эберн шагнул вперед. — Это мои сородичи, — еще шаг, сопровожденный вспышкой боли в сведенных мышцах. — И я сделаю все… — сердце сжалось, выдавливая жизнь, а конечности онемели, как будто кровь из них ушла в голову, готовую взорваться от перенапряжения: — Чтобы помочь им! Помочь им всем!

Время остановилось. Эберн с удивлением обнаружил, что может свободно передвигаться. Изначальные инстинкты и разум слились внутри него воедино. Он стал совершенно другим гатляуром, но при этом остался самим собой.

«Не зверь и не создание Света… Наш новый путь. Я нашел его. И покажу остальным».

Эмиссар подхватил лежащий на земле ремень и подскочил к Консалии, бьющейся в крепком захвате своего бывшего подчиненного. В тот же миг Вилбер с утробным рыком выдернул ее когти из себя, не обращая внимания на вырванные с мясом клочья рыжей шкуры, и с немалым усилием сложил руки лейтенанта вместе. Прочный точильный ремень обвил ее запястья.

Упавшие бойцы наконец-то поднялись на ноги и бросились на помощь. Втроем держать взбесившуюся фра-гатляур стало проще, но она все равно не унималась и постоянно предпринимала попытки вырваться.

— Девочка, — хрипло дыша, произнес Вилбер, держась за покалеченный бок и прокушенную шею. — Успокойся.

— Я сильная! Сильнее тебя! — яростно прошипела Консалия и слизнула с мордочки кровь. — Я буду вожаком! Стая признает меня!

— Глупышка… — командир прислонился спиной к стволу дерева и посмотрел на эмиссара.

Янтарь его глаз остывал, но, кажется, Вилбер в порядке. Раны очень неприятны, но не смертельны. Нужно лишь немного отдохнуть.

«Я позабочусь о ней», — кивнул Эберн.

— Ты говоришь о стае, — он сел рядом с Консалией и протянул руку, которую, впрочем, сразу же пришлось отдернуть, чтобы избежать укуса. — Но мы не стая. Мы — община. Мы