— Ну как можно было придумать такой отвратительный слоган? Это же просто смешно. Звучит не как кампания против меня, а словно они объявили войну лесным обитателям. «Дикого зверя — в клетку», ха!

Я терпеливо относился к заголовкам, где меня обвиняли во всех смертных грехах — люди просто не понимали, что они теряют, отказываясь, например, от лени или обжорства. Оскорбления? — да сколько угодно. Как же без них узнать, в каком направлении тебе ещё есть куда расти. От карикатур на себя я и вовсе был в полном восторге. Вот уже где фантазия авторов разыгралась на полную, один сюжет лучше другого: Рейланда Рора съедала гигантская сова. Сова нападала на валяющегося в грязи тигра. Тигра загоняли факелами в клетку. Тигр злобно рычал на дрожащих от страха капралов…

Однако моим личным фаворитом оказался комикс, где Рейланда Рора представили в виде гигантского осьминога, который своими тентаклями наползал на Тофхельм.

Я было хотел даже написать в редакцию и попросить поделиться источником вдохновения, но передумал. Ещё чего доброго люди, рисовавшие это, слезут со своих наркотиков, и что мне тогда читать? Тысячное по счёту обвинение в насилии?

И тут такой подлый удар в спину от людей, которые ещё вчера сияли оригинальностью — дурацкий слоган, кошмар маркетолога наяву.

— Уверена, они не хотели вас оскорбить… — Миюми, принёсшая мне эту газету, запнулась. — Ну, в смысле так оскорбить, ну, то есть хотели, но по-другому, а вышло как есть… то есть…

Чтобы мой мозг не свернулся в вывернутый бублик, пришлось незамедлительно остановить её поток сознания:

— Да, спасибо, я понял.

Причина такого моего интереса к бульварной прессе была тривиальной — мне стало скучно. Дело в том, что продвигались в глубь Тофхельма мы исключительно на карикатурах. Одолев этот проклятый серпантин, очередную армию «лунных» и перевал, который они защищали, мы вырвались на оперативный простор и сразу остановились.

Причина банальна: непогода. Последние несколько дней наблюдалась следующая картина: стоило солнцу показаться из-за горизонта, как на него с криком: «э-э-э, ссышь, чё ты такое яркое?!» налетали серые тучи и принимались нещадно поливать землю под собой.

Пару часов ещё можно было двигаться, благо, хоть по ночам не лило, и дороги успевали слегка подсохнуть. Однако, спустя два максимум три часа после рассвета лафа заканчивалась, и в грязище начинало вязнуть буквально всё: люди, припасы, низко летящие птицы.

Приходилось вставать лагерем и ждать, пока распогодится. Чаще всего последнее случалось не раньше вечера, когда смысла сворачивать лагерь и двигаться в путь уже никакого не было. Нет, я, конечно, попробовал как-то двигаться ночью после очередного ливня. Получившиеся из моих солдат дерьмодемоны долго ещё будут сниться мне в кошмарах.

В «Вестнике» писали, мол, лейтенант Распутица играл мне на руку и мешал «лунным» собрать силы, но, честное слово, служи этот подонок у меня взаправду, я бы лично расстрелял его из пушки картечью в упор.

Будто мало мне бед, из тумана неизвестного вылезло, пожалуй, худшее, что со мной случалось в этом мирке — игры в карты. Без моего ведома в армии от скуки и ничегонеделания выросла целая раковая опухоль, называвшаяся «офицерский клуб», члены которого собирались в свободное время, коего было навалом, и проводили несколько часов кряду играя.

Более заунывное действо сложно даже представить. Кучка взрослых мужиков несколько часов сплетничала обо всём вокруг, неторопливо перебрасываясь картишками. Даже такой разгильдяй как Эльт, стоило ему сесть за стол, словно под воздействием магии превращался в какого-то медлительного, склеротичного пенсионера. И ведь требовалось туда ходить — только так можно было избежать перемывания своих костей.

Вполне вероятно, эти посиделки проходили бы куда веселее, будь у нас хоть капля чего-то алкогольного, но дело в том, что мою армию поразил недуг под страшным названием «трезвость». Он вытворял с людьми невообразимое: вынуждал работать, улучшал запах изо рта и связность речи. Иначе говоря, у нас закончился алкоголь, а попытки бодяжить самогон из чего есть пока результата не возымели.

Ситуацию усугублял тот факт, что в зависимости от того, сколько человек сидело за столом, столько существовало наборов правил. Пока Эльт рубился в вариацию «Дурака», Леон собирал местные покерные комбинации, а Ноктим пытался не перебрать больше двадцати двадцати двух. Объединяло их одно — играли во всё это они просто отвратительно!

Чего не сказать о Миюми. Не помню, как так вышло, что она села с нами играть, ведь до того момента я и подумать не мог, что моя помощница окажется умелым и хитрым соперником, но главное — знающим правила игры.

— Понимаете, у меня дома из развлечений только прогулки и карты. Вот и научилась, — объяснила Миюми с выражением милого смущения на лице.

Судя по кислым лицам всех остальных «игрунов», научилась она неплохо.

***

Во время очередной такой партии, пока довольная собой девушка собирала фишки, на которые мы играли, остальные — Эльт, Ноктим, Сайрас — тихенько отползли в сторонку и принялись шушукаться о чём-то. Тему обсуждения угадать было несложно: полные удивления вперемешку с гневом лица выдавали заговорщиков даже сильнее, чем те обрывки фраз, что я расслышал:

— … офицерская честь… — шипел Гоа.

— …чтобы какая-то… адъютантка нас обыграла! — поддакивал Леон.

— …давайте её сожжём, как ведьму! — предложил Эльт.

— …надо отыграться, а сжечь всегда успеем… — остудил его пыл Ноктим.

А уже через секунду ко мне осторожно подошёл крайне загадочный Леон:

— Командующий, с вашего позволения мы отойдём, кхм, покурить.

Я одарил некурящего графа Сайраса задумчивым взглядом, который правда был безнадёжно испорчен густым дымом из трубки Лоя, и махнул рукой. Если моё предчувствие насчёт офицеров меня не обманывало, этот вечер скучным точно не будет. Пользуясь моментом, пока мы одни, я спросил у Миюми:

— Ты же вроде из каких-то аристократов, да?

Она сильно смутилась этому вопросу. Причём, что интересно, сделала она это в то же время весьма ловко тасуя колоду карт — и если сама девушка залилась румянцем и на несколько секунд онемела, то её руки безошибочно продолжили перебирать карты.

— Мой отец оруженосец короля, ему пожалован этот, эм, ну, как его, э-э-э, дворянский титул!

— Подожди-ка, письма мне приходили от некоего Герхарда Циона, который подписывался королевским камердинером, — припомнил я растерянно.

На этот раз Миюми всё же выронила карты. Видок у неё был такой, словно её поймали с поличным как минимум за поеданием маленьких щенят, а не просто уточнили перипетии прошлого.

Довольно иронично, но последний раз я задумывался над тем, кто такая Миюми Цион ещё тогда, в лагере, сразу после парада. И с