Только помогать можно по-всякому.

И да, я не знакома с Гришкиными сестрами. И матушке не представлена, хотя, вспоминая увиденное там, на краю, я думаю, что это и к лучшему.

- И все-то, что делал он, он делал сам. По своему выбору… в этом суть, девочка. Выбор. Всегда выбор. И цена выбора.

Да.

Наверное.

Мог бы Гришка поступить иначе? Скажем… не знаю. Жениться на мне? Отказаться возрождать величие рода через выгодный брак? Выбрать куда более медленный путь для карьерного роста? Или вовсе плюнуть на эту карьеру? Уехать на север… отправить сестер работать?

Сделать еще что-то…

Пожалуй.

- Там… вы ведь видели… что там было?

- Видел, - согласился князь. – По-своему. Место такое, девонька, что каждый видит его по-своему… и я предпочел бы в жизни туда не заглядывать. Поверье есть, что, ежели смерть тебя заприметила, то теперь уже не отстанет.

По спине холодок пополз.

- Только те, кто так говорят, забывают, что рано или поздно, но все с нею свидятся. В свой срок. И не в силах человеческих этот срок подвинуть. Разве что от так, как те…

- То, что было, - я ерзаю. – Души. Они ведь и хотели уйти. И… почему тогда так?

- Душа, она ж не сама по себе. На ней всякого. У тебя вон одна, у Гришки того – другая… и на тот свет она с собой берет, чего нажила. У одних – светлая память да благо, у других – гнев да обида. Вот они и слежались за годы, слились воедино… а как сгорели, очистил их твой сродственник, так и душам путь открылся. Все просто.

И сложно одновременно. Как оно в жизни и бывает.

Сидим.

Глядим друг на друга.

- Тут… Змеевич один кланяться велел. Сюда он пока не сунется.

- Почему?

- А недолюбливаем мы друг друга. От и неуютно ему на моих землях. Полозовичи вовсе не любят вотчину покидать.

- Он, вроде, неплохой…

- Да холодные они твари больно. И себе на уме.

Кто бы говорил. Думаю, что Дивьянов батюшка то же самое про князя скажет. И будет в чем-то да прав.

- Внучку вон свел… украл, - проворчал князь. – Окутал змеиным шепотом… ну да боги с ними, пусть счастливы будут. Обещался Дива присласть, с женою, да… и приглашение передавать велел. На свадьбу.

- Камни я верну, - между лопаток засвербело.

- Не вздумай.

- У меня есть!

- Вот пусть и будут. Обидишь. Он, хоть и та еще змеюка, но честь знает, - князь поморщился, словно неприятно ему было это вот осознавать. – И от сердца отдал… а отдашь, стало быть, не признаешь, что долг вернули. Большего требуешь.

- Спасибо.

Я бы и не подумала о таком.

- Что они вовсе за… камни эти?

- Особые, - князь вытащил из корзины мандаринку, очистил и мне протянул. – На от, кушай витаминину. Полоз к сердцу земли ходит, в котором огонь горит ярко. Огонь этот черпает да в каменья заключает.

- Силу земли?

- Её самую. Так уж вышло, что… те, кто от людей пошел… волей богов… они часто, как бы это… выразиться… силу-то имеют, но попробуй-ка передай. Мой род тут прижился, потому как питает его земля эта. Признал нас и источник, и сила… и есть у меня, что дети, что внуки, что правнуки вот… глядишь, и до праправнуков дотяну.

Куда он денется.

Полагаю, Цисковская не планирует в ближайшие десятилетия вдовой становиться.

- Оборотни тоже от лесу берут. Стужа он от льда и камня её… иные еще от чего. Но таких источников мало… и нас тоже немного. Иных. Отличных от людей. По сравнению с тем, кто есть люди… так вот, змеиные камни, исконную силу хранящие, способны помочь… в таком от деле…

Князь явно смутился.

- Рождения детей? – подсказала я, уже все сама понимая.

- Именно. Вон, у Полозовича один сын, единственный. И то потому как у внучки моей своя сила имелась. На второго камни копил, ему они тоже непросто даются.

И отдал мне.

Долгом.

- А… Свята?

- У её матушки три камня было. Хватило того.

Я Святе подарила один. Зато теперь знаю, сколько еще надо.

- Тут даже не в детях дело. Детям… им не только народиться надо, но и вырасти. Повзрослеть. Силу свою почуять и обуздать. С камнями это дело проще. Так что, ежели есть у тебя, то… купят. За любые деньги купят.

Есть.

Но продавать не стану. Чую, пригодятся еще.

- Спасибо, - говорю. И прошу. – А можно мне домой?

- Нельзя, - князь качает головой. – Целитель против. А я против целителя, извини, не пойду… и так наслушался, что… да и повод будет. Больных навещать надобно.

Навещали.

Брюок появился утром. Я сквозь сон услышала клекот и стук в стекло. На подоконнике сидел ворон. Крупный такой. Да что там, здоровущий, с орла размером.

- Доброго дня, дедушка, - не удержалась я. Пусть на шею бросаться не стану, не дождется, но вот так…

Ворон каркнул, слетел на пол и обернулся… недобрым молодцем.

Нет, помочь он мне помог, но доброты деду этот факт не прибавил. А он тоже похудел, истончал, сделавшись почти полупрозрачным.

И обличье не держит.

И… тоже рыжий.

- А почему столько рыжих? – спросила я, подавив зевок. – Среди иных… вы вот. Оборотни.

- Не равняй! – Брюок аж зашипел от раздражения. – Нас с этими блохастыми…

- А у воронов блох не бывает?

- В крови нашей кровь предвечного древа… и огонь… а вообще не знаю. Говорят, что нас всегда влекли девы, пламенем отмеченные… может, поэтому.

Наследственность, стало быть.

Отягощенная любовью к рыжим.

- Рад, что ты здорова.

- Спасибо. Я тоже рада…

И что здорова, и что жива.

- Мне жаль, что…

- Матушка ушла счастливой, - сказал он, по-птичьи склонив голову. – И я видел сына. Я сказал ему то, что должен был. Теперь внутри…

Он накрыл ладонью грудь.

- Спокойно.

- Это… хорошо. Наверное.

- Моя женщина просит о встрече. Она сказала, что я глуп и упрям. И еще другие слова. Она сказала, что давно должна была сказать их, но любовь ко мне сделала её слабой.

Брюок выпятил губу, сделавшись похожим на обиженного ребенка.

- И она ушла. Сказала, что если я