и развернул. – Видишь? Остался отпечаток.

Пусть темно, но я и вправду его вижу. Такой вот длинный, через всю ладонь… шрам? Нет. И не след ото ожога. Скорее и вправду отпечаток простого железного креста.

- Эта вещь просто появилась.

Как появлялись монеты и змеиные камни? Верю. Если я вытащила одно, то могла и другое…

- Уже потом, когда мы вернулись… и оборудование тогда снова легло. Новое…

Я прикусила губу.

Я не виновата!

И…

- Ничего страшного, - поспешил заверить Лют. – Тут все равно только ИВЛ и успели доставить… но эта… вещь. Она… я никогда не встречал артефактов такой силы. Это как будто… не знаю. Я тогда ощутил, что меня выворачивает наизнанку, что все-то, сотворенное мной когда-либо… да ладно, сотворенное… мысли, надежды… он все видит. И… это как душу из тела вытянуть. Я думал, что все теперь… не только мне. Но твой дядя… он все время был рядом. Мы вернулись одновременно, кажется… может, кто-то раньше или нет… я еще помню голос Цисковской. Она деду выговаривала, чтоб не вздумал помирать… что платье уже выбрала. Почти. Осталось всего-то двенадцать вариантов, но она еще не согласна замуж… хотя, конечно, бред. Если не согласна, то зачем платье выбирать?

Ничего-то княжич в женщинах не понимает.

- Вот… я глаза открыл, убедиться, что ты жива… там же, когда это все закрутилось, нас просто-напросто вышвырнуло. Хотел посмотреть… чуял вот Позднякова. Его сила неприятна до жути, но раньше я так ярко не ощущал. Правда, потом выяснилось, что и не ощущал потому как он личину экранирующую использовал.

Да, я помню голоса сквозь сон.

И жалобы.

- Но я обрадовался, что если он жив, то и ты тоже. Он как-то вас связал, когда туда шел, за тобой. Чтобы найти. И вытащить… вот. Сел, помню. Голова кружится. Болит. И слабость дикая, будто и вправду дрался с призраками… ты лежишь. А потом раз и этот вот крест. И лампочки мигают, а потом что-то пищит. А дядя твой вздохнул и вынул эту штуку из твоей руки. Потом сказал, что надо уехать. Увезти. Домой. Что… здесь не место. Увезти. Что две части должны соединиться. Что им плохо по отдельности. Там он мог соединить. Призвать ту, другую часть. А тут надо везти. Мы решили, что ты против не будешь.

И желающих возражать не нашлось, как я понимаю.

- Звонил, - подсказал Зар. – Вчера.

- Да, точно. Он не только вчера. Он несколько раз в день звонит, спрашивает… как понимаю, его там крепко в оборот взяли.

- Кто?

- Церковь. Все-таки святыня и явно из числа истинных…

А потому не простому сельскому священнику ею распоряжаться. Хотя… тут вопрос, кто и кем распорядится.

- Не переживай, дед отправил своего человека… для консультаций. И если помощь нужна будет, то помогут.

Правда, сказал он это как-то неуверенно.

Ну да, Церковь – это… это серьезно.

- И сами святыни подобного толка, - продолжил Лют, - характер имеют. И если ей не захочется менять место, то…

То маленькая церковь, не сильно старая, обретет славу.

Хорошо это?

Плохо?

Не знаю.

- А… мой дед… Брюок.

- Тоже звонил. Просил поставить в известность, когда ты в себя придешь. И он, мне кажется, был совершенно уверен, что ты очнешься.

Я кивнула.

Закрыла глаза. И задумчиво так сказала…

- Есть хочется. Очень.

В госпитале я провела еще два дня, хотя чувствовала себя очень даже неплохо. Как по мне, могла бы сразу домой отправляться, но взгляд Цисковской, явившейся ближе к утру, был хмур и весьма выразителен.

- Извините, - пискнула я. – Я… не нарочно.

Она вздохнула.

И тоже сказала:

- И ты прости… за тот разговор…

Я кивнула.

- Когда долго живешь… стоишь во главе рода… управляешь… - она сделала движение рукой. – Постепенно начинаешь уверяться в собственной непогрешимости. В том, что только тебе и ведомо, как всем остальным жить правильно. Ну а те, кто не из твоего рода, это так… целители в целом склонны к самоуверенности. И самолюбивы без меры.

- Вы хороший целитель.

- Знаю, - ничуть не смутившись ответила Цисковская и за руки меня взяла. – Но это не дает мне права… внучку едва не потеряла. Теперь смотрю и понимаю… куда ей в государевы невесты. Она слишком талантлива для этого. На меня похожа.

Это было сказано с немалой гордостью.

А меня ощупали.

И в глаза заглянули. И в рот.

- У них… получилось? – спрашиваю, когда меня отпускают. – С Поздняковым? Он ведь согласился… я слышала.

- Получилось, - усмехнулась Цисковская. – Правда, не совсем так, как предполагали…

И смилостивившись, пояснила.

- Он согласился взглянуть на девушку. Прежде чем окончательно соглашаться. И тут состояние пациентки резко ухудшилось. Полагаю, вследствие выброса силы… тут весь город накрыло, но большинство не почувствовало. А она отозвалась.

И мне снова стало стыдно.

- Особняк, конечно, хорош, но оборудования там нет… здесь, впрочем, тоже все сгорело. До центра не довезут, даже на вертолете. Кесарево на руках? У Ульяны сил не хватит, чтобы вытянуть обоих, я истощена, да и… я здесь была, а они там… в общем, она заставила этого бедолагу действовать…

Про некроманта сейчас?

- В итоге все получилось. Опухоль втянула энергию… оба вида. И если наша ассимилировалась, то некромантическая уничтожила клетки, в которых аккумулировалась. Конечно, риск был безумным… распад тканей и такой стремительный – это всегда, считай, внутреннее отравление. А у нее почки и без того слабые… но я успела как раз вовремя… больше никогда с Люциферой не поеду.

Она повела плечами.

- Князь помог опять же… он сильный.

Цисковская вздохнула.

- Говорит, что теперь я точно должна за него замуж идти…

- Пойдете?

На меня посмотрели хмуро так.

- Я еще платье не выбрала. И вообще, терпеть не могу, когда меня не спрашивают, а ставят перед фактом… но состояние Игнатьевой стабилизировано. Благо, тут привязка, которую снять не успели, сработала. Генерал тоже жив.

- Хорошо…

- Несомненно. Правда…

Она чуть замялась.

- С ребенком что-то?

- Я не уверена, конечно, говорить рано, хотя… срок еще такой… раз уж опухоль получилось ликвидировать, то не стали делать кесарево. Просто стабилизировали.

Так, мне уже начинать волноваться?

- На этом сроке как раз формируется тонкая энергетическая структура. А тут всплеск темной силы, которую, к слову, организм матери принял…