Воинская наука большинства российских по происхождению генералов Петра I началась с шалостей собранной специально для развлечений юного царевича компании сверстников. Первый, совсем маленький отряд составили дети бояр, определенные на службу к будущему монарху конюшими, спальниками и стольниками после того, как ему исполнилось 5 лет. Согласно обычаю, именно с этого возраста мальчикам правящей династии уже полагалась своя «потешная» свита. Но вскоре выяснилось, что венценосного отрока мало интересовали традиционные забавы. Всему остальному он предпочитал игры в войну.

Поэтому постепенно его команда начала разрастаться в размерах. Сначала за счет штата разнообразной дворцовой прислуги. Потом с помощью наиболее смекалистых мелкопоместных дворян, догадавшихся таким образом устраивать будущее своих отпрысков. А затем и путем приглашения знакомых с военным делом иностранцев.

Из всех этих, так не похожих друг на друга людей, в конце концов и сформировался тот удивительный «винегрет», который в последующие годы царствования Петра в основном и поставлял ему помощников. В том числе, естественно, и военачальников.

Понятно, что в столь разнообразной среде юноши из наиболее знатных российских родов не составляли подавляющего большинства. К тому же лишь единицы из числа этих привилегированных «патрициев» оказались способными выдержать конкуренцию за «место под солнцем», навязанную им шустрыми выскочками и иностранцами. Из тех, кто принадлежал к одному поколению с Петром I, такого успеха в первые годы Северной войны удалось добиться лишь единственному «гранду», имевшему титул князя.

Род Репниных в числе 28 наиболее знатных княжеских фамилий московской Руси принадлежал к той ветви Рюриковичей, которая известна как потомство князя Михаила Черниговского, канонизированного церковью в ранге святых. А непосредственным своим родоначальником Репнины считали князя Репню-Оболенского. Он жил во второй половине XV и начале XVI вв. и был боярином-воеводой у великих князей Ивана III и Василия III.

Его дети, внуки и правнуки также служили преимущественно на военном поприще, но особо выдающимися свершениями никто из них себя не прославил. Военачальником средней руки являлся и родитель будущего фельдмаршала — Иван Борисович. Солдатский жребий бросал этого человека от одного рубежа государства к другому и Аникита Иванович появился на свет, когда отец исполнял обязанности смоленского воеводы.

В 1679 г. Ивана Борисовича пожаловали престижной должностью начальника Сибирского приказа, на которой он и оставался в течение последующих 18 лет вплоть до ухода из жизни. Сына же, по достижении 15-летнего возраста, ему удалось определить ко двору малолетнего царя Петра в качестве стольника. Дальнейшую карьеру Аникита строил уже в основном благодаря собственным способностям.

Несмотря на 4-летнюю разницу в возрасте, которая в детстве ощущается достаточно явственно, юному князю удалось быстро подружиться с царственным отроком и стать его неразлучным приятелем. Поэтому, когда Петр начал организовывать свое знаменитое «потешное» войско, Репнин оказался в числе тех немногих русских, кто наряду с иностранцами сразу же стал обладателем офицерского шарфа и должности командира роты. А спустя всего два года имел уже полковничий чин.

В последующем князь продолжал оставаться ближайшим сподвижником царя, участвуя во всех его начинаниях. И хотя современники не отмечали за ним каких-либо особенных заслуг, кроме преданности монаршей особе, именно Репнин в первом Азовском походе оказался единственным командиром, которому в столкновениях с врагом улыбнулась удача. Руководимая им часть петровского войска захватила выдвинутые перед турецкой крепостью береговые башни — так называемые «сторожевые каланчи». Впрочем, победа эта была лишь частным успехом и не смогла скрасить горечи от общего плачевного впечатления, оставленного кампаниями 1695—1696 гг.

Когда Петр по возвращении из своего первого вояжа по странам Запада начал готовиться к войне со Швецией и организовывать регулярную армию на манер европейских, князю вновь доверили хотя и не первую, но и не последнюю роль. В декабре 1699 г. он возглавил комиссию, направленную в Казань набирать в поволжских городах солдат для нового войска. К осени Аникита Иванович скомплектовал 12 полков. Из них 9 (общей численностью 10 834 человека) составили отдельный корпус, который возглавил сам Репнин.

На театр боевых действий соединение выступило уже после объявления войны Карлу XII. Но подготовку к боям по извечной российской традиции провели из рук вон плохо. Двигались части медленно, а потому к Нарве не успели добраться даже к началу зимы. Это обстоятельство и спасло корпус от разгрома, а князя избавило от участи многолетнего пленника. А так как в тот момент у царя, кроме Шереметева, вообще не имелось сколько-нибудь приемлемых кандидатур на неожиданно освободившиеся генеральские посты, то опоздавший Репнин автоматически занял одну из главных вакансий.

Петр поручил ему собирать осколки только что разбитой шведами армии и вновь формировать из них боеспособные подразделения. К началу 1701 г. Аникита Иванович доложил, что уцелело немногим более 10 000 беглецов, которые вместе с приведенными им с юга полками составили новое войско, численностью 22 937 солдат. За время зимней передышки его основательно пополнили и подтянули из центральных областей страны дополнительные резервы, возродив таким образом еще большую, чем прежде, действующую армию.

Половину ее (30 000 человек) возглавил Шереметев, сконцентрировавший свои части в районе Пскова. К Ладоге выдвинулся отряд Петра Апраксина (10 000). А Репнин принял команду над особым «помощным» корпусом в составе 19 солдатских и 1 стрелецкого полка (20 000), который согласно недавней договоренности Петра и Августа направился к Риге, где поступил в распоряжение саксонцев и в дальнейшем действовал совместно с союзниками.

Но плодотворного сотрудничества не получилось. Европейцы опасались сражаться в одном строю с плохо обученными царскими солдатами и старались использовать их лишь в качестве вспомогательной силы, чему Репнин не только не противился, а был даже рад, предпочитая снять с себя таким образом ответственность. В итоге реализовать свое подавляющее численное преимущество войскам Северной коалиции опять не удалось. Шведский король, перейдя в наступление, к середине лета разбил саксонцев и принудил их к отходу в пределы Речи Посполитой. После чего Аниките Ивановичу пришлось спешно уводить «помощников» обратно к Пскову.

Этот бесславный поход стал первой и последней крупной самостоятельной операцией в профессиональной биографии Репнина-генерала. Подняться до уровня требований, предъявлявшихся европейским военным искусством к командирам высокого ранга, он так и не смог. Это сразу же стало ясно всем, кто хоть немного был знаком с постановкой армейского дела на Западе. Поэтому Шереметев уже в феврале 1702 г. в одном из докладов царю просил заменить князя каким-нибудь иностранцем («Хотя и достоин той чести и сердца доброго, только не его дело»), с чем Петр полностью соглашался (резолюция на рапорте гласила: «…князь Никита такой же, как и другие: ничего не знают…»), но необходимость учитывать после крайне неудачного начала войны недовольство «засильем иноземцев» в дворянской среде пришла на помощь потомку Рюрика.