— А разве тебе не хочется иметь свой дом, свою семью, обзавестись кучей детей и внуков? Разве устраивает тебя это одинокое существование? Я же вижу, что тебе здесь скучно, что тебе тоже необходим воздух. Разве старые родители и их болезни — это всё, что должна иметь женщина в таком возрасте, как наш?

Он горячо убеждал её, но она насмешливо взглянула на него.

— Мы слишком разные люди. — Анна несколько отошла от любезно-холодного тона, и в голосе её зазвучала глубокая печаль. — Мы так различны, потому и жизнь наша не сложилась. И никогда не сложится!..

— Жаль, я хотел, чтобы ты была счастливее, да и я тоже... Нам уже не пятнадцать лет, мы многое испытали. Может быть, всё-таки попробуем начать всё сначала?

Она молча покачала головой.

— Значит, нет? — снова спросил он, желая поставить все точки.

— Значит нет, — как эхо, откликнулась она.

— Что ж, видно, сама судьба мешает мне...

Вошли герцог с герцогиней, любезности начались снова, и, как ни отказывался Константин, ему пришлось остаться пообедать в старинном мрачном кобургском замке.

После обеда он сел в давно поджидавшую его карету, гвардейцы сопровождения окружили её, гикнул сидевший на облучке кучер, Константин откинулся на жёсткие кожаные подушки и принялся мысленно просматривать все картины, только что прошедшие перед ним.

Нет, эта чужая холодная женщина в старомодном платье была ему вовсе не нужна, он не сумел бы наладить с ней свой домашний очаг, хоть и страстно хотел этого. Хотел, потому что теперь он был властен, теперь он получил новое назначение...

И он отдался воспоминаниям о том, как это произошло, каким образом он становился главнокомандующим русской и польской армиями в Варшаве. Фактически главой польского государства.

Эта страна, лежащая между Востоком и Западом, всегда была камнем преткновения. Трижды делили её имеющие силу и власть державы — трижды разделы Польши сотрясали всё польское общество от верха до низа.

Наполеон, готовясь к войне с Россией, всё ещё заигрывал с Александром, предлагая ему поделить эту страну на две части: западную — ему, властелину западного мира, восточную — Александру, властелину восточного мира.

Оказывая покровительство полякам, Наполеон восстановил под властью короля Саксонского герцогство Варшавское, да ещё прибавил к нему несколько областей, ранее отошедших к Австрии при прежних разделах Польши.

Александр обеспокоился такими действиями своего союзника, французского императора, и потребовал подписания акта, который удостоверил бы невозможность создания Польского королевства и спокойное обладание Россией областями, отошедшими к ней по разделам Польши.

В 1809 году заключена была в Петербурге конвенция между Россией и Францией, главными пунктами которой стали:

1. Королевство Польское никогда не будет восстановлено.

2. Имя Польши не будет присвоено никакой из бывших её областей и изглажено будет из всех государственных бумаг.

3. Ордена, существовавшие в Польше, навсегда будут уничтожены.

4. Русские подданные из возвращённых от Польши губерний не будут приниматься на службу в герцогство Варшавское.

5. Герцогство это не будет увеличено областями, ранее принадлежавшими Польше.

6. Россия и герцогство Варшавское не будут иметь общих подданных.

Однако Наполеон захватил Польшу, забрал в полном составе польские войска в свою общую армию, расположил впереди своих солдат и пошёл на Москву. Парижский трактат и отречение Наполеона поставили перед польской армией вопрос: что делать, как быть дальше?

Едва Париж был взят, вождь польских войск генерал Домбровский послал к Александру двух своих депутатов — генерала Сокольницкого и полковника Шимановского. Забыто было то, с какой жестокостью расправлялись поляки с жителями Москвы, что они отличались наибольшей боевитостью в войсках Наполеона — резали и жгли русских с такой ненавистью, что у коренных французов лишь округлялись глаза.

Константин вспоминал бледное и напряжённо-спокойное лицо брата, когда ему доложили о приходе двух польских парламентёров.

Обычная блестящая свита окружала Александра: рядом с ним стоял он сам, Константин, чуть подальше — князь Адам Чарторыйский, ещё дальше — князь Пётр. Михайлович Волконский, бессменный флигель-адъютант русского императора и самый доверенный его человек, за ними сгрудились граф Ожеровский, флигель-адъютант Брозин, а впереди этой группы стоял сильно выдвинувшийся в последнее время граф Алексей Андреевич Аракчеев.

Сильно волнуясь перед столькими блестящими представителями победившей державы, генерал Сокольницкий изложил вопросы, от решения которых зависело всё войско польское, ожидания поляков, воевавших в составе армии Наполеона.

Александр долго молчал, рассматривая близорукими глазами военную обмундировку поляков — красивые красные кунтуши[26], их осанку и выправку.

Когда он начал свою речь, оба поляка вздрогнули от чувства радости и признательности к русскому императору. Александр убедительно сказал им, что вовсе не возражает против желания поляков вернуться на родину, и сделать это им, конечно же, лучше всего сомкнутым строем и военным маршем, а не толпой. Даже оружие можно будет взять с собой польским войскам.

Поляки не ожидали такого.

Сомкнутые строи полков, барабаны и знамёна — словно и не было войны с русскими и не участвовали поляки в резне и пожарах в Москве.

Но Александр предупредил, что сопровождать польские легионы станут русские полки, что пойдут они вместе, а уж в самом герцогстве Варшавском воинам-полякам предоставят выбор — оставаться на службе или уходить на покой, в отставку.

И тут Александр прибавил такое, от чего стеснило в груди у генерала Сокольницкого: Александр выразил желание восстановить царство Польское под опекой его, русского императора, на тот манер, когда Габсбурги, австрийские императоры, правили Венгрией. Оба войска, и русское, и польское, будут стоять в Варшаве, исправно нести службу. В конце этой речи Александр сказал:

— А главнокомандующим русскими и польскими войсками в Варшаве назначается мой брат.

Не ожидал этого и Константин — он сразу же вспыхнул и слегка подвинулся к брату, словно ждал немедленных распоряжений.

— Сборный пункт будет в Познани, — добавил Александр и отпустил депутатов.

Константин не доискивался причин, по которым его брат так круто изменил своё отношение к полякам, ему было достаточно того, что он станет главнокомандующим, и он со всей тщательностью и дотошностью готовился к новому назначению. Уж он постарается, чтобы польская армия, как и русская армия в Варшаве, полностью соответствовала своему званию.