Мысли снова вернулись к женщине, которая волей судьбы и его царственной бабки стала его женой. Как проигрывала она в сравнении с Жозефиной Фридерикс!

Эта маленькая тоненькая черноглазая брюнетка с пышными иссиня-чёрными кудрявыми волосами очаровала его с первого же вечера и едва ли не в первый вечер отдалась ему.

Константину и не приходило в голову привязываться к ней по-настоящему, но через пару месяцев она, заливаясь слезами, сообщила ему, что ждёт ребёнка. Он так и подскочил тогда. Ему в его браке, лишённом детей, казалось, что никогда не станет он отцом, никогда не появится у него сын.

Он всё ещё вздыхал по гибкой, как тростинка, высокой белокурой голубоглазой Жанетте Четвертинской — синеокой, как он её называл. Как он жалел, что не смог на ней жениться! Мало того, что она не могла по роду своему сравниться с царским родом, так ещё и брата Александра угораздило влюбиться в её сестру и сделать её своей фавориткой.

Мария Антоновна Нарышкина, родная сестра Жанетты, принесла Александру дочку, очаровательную девочку, которую тот любил со всею страстью отца, имеющего единственного ребёнка.

И вот, пожалуйста, Жозефина сообщила, что и Константин будет отцом.

Он ждал родов с любопытством и надеждой, и когда ему сказали, что у него появился сын, Константин решил для себя, что уже никогда не разлучится с его матерью.

Да, пожалуй, даже хорошо, что Анна Фёдоровна отказалась ехать с ним и обосновываться в Варшаве. Теперь Жозефина поселится в его дворце, и Павел, его единственный сын, всегда будет на глазах у отца.

Петербург встретил великого князя так, как будто это он выиграл все сражения у Наполеона, заставил корсиканца отречься от престола и решал теперь судьбы Европы. Обласканный матерью, захваленный всеми придворными льстецами, Константин был счастлив, и история с отказом Анны Фёдоровны отступила куда-то в тень.

Но после праздника, сопровождавшегося фейерверком, пушечными залпами, модным спектаклем, он нашёл минуту, чтобы рассказать матери о своём посещении Кобурга и о том, как униженно просил свою жену вернуться в Россию.

Мария Фёдоровна внимательно посмотрела на своего второго сына.

Он немного постарел, ему давно пора обзавестись собственным домом, все его любовные выходки и проделки уже перестали её огорчать, но, конечно, новое назначение требовало по этикету хозяйки большого дворца.

— Когда-нибудь я разведусь с ней, — грустно сказал Константин матери, — даже если вы, матушка, будете против...

— Я никогда не была против, — живо возразила его располневшая и едва влезающая в новомодные лёгкие платья мать, — я лишь прошу тебя устроить второй брак равным твоему сану и достоинству. Ты наследник престола. У Александра вряд ли будет сын. Тебе наследовать ему. Каким же ты станешь царём, если жена будет недостойна твоего сана?

Он молча пожал плечами.

— Поезжай по Германии, присмотрись, разве мало там хорошеньких родовитых принцесс? Выбери сам себе жену, пусть она будет тебе не только по сердцу, но и по титулу.

Он смотрел на мать прищурясь, а в душе говорил себе: «Избави нас Бог от немецких принцесс...» Как будто бес противоречия сидел в нём: уж если ему твердили о немецких принцессах, он и знать их не хотел...

Едва он вернулся в Зимний, как ему пришлось принять большую депутацию от дворянства и купечества Петербурга. Они просили его появиться на большом открытом балу, перед всеми горожанами, удостоить их высокой чести посетить такой бал, который они собираются устроить по подписке. Множество горожан, купцов и богачей-дворян дали свои деньги, чтобы бал был многолюден и роскошен, чтобы на нём присутствовал весь Петербург.

— Я с удовольствием посетил бы ваш бал, — ответил Константин, — но когда я думаю, сколько тысяч вы истратите на пустое удовольствие, сердце моё содрогается. Я помню воинов, истекающих кровью в сражениях при Шер-Шампенуазе и при взятии самого Парижа. Их много, этих несчастных раненых и калек, оставшихся по милости нашего неприятеля без рук и ног. Помогите им, и вы сделаете самое большое доброе дело. А потанцевать можно и в парке, не тратя таких больших денег...

Пристыженной ушла от него эта депутация. Собранные деньги пошли на помощь раненым и калекам, о которых говорил Константин.

А с какой радостью и вопреки всем правилам этикета встретила его Жозефина!

Она влетела в его покои счастливая, сияющая, её глаза сверкали от удовольствия. За нею чинно шёл её сын, сын Константина — семилетний мальчишка с такими же чёрными, как у матери, глазами, но с белым, как у отца, лицом. Все признаки похожести делали Павла ещё дороже его отцу — и длинная верхняя губа, и почти такой же маленький курносый нос, и высокий чистый белый лоб, и небольшие пунцовые губы.

Константин прежде обнял сына, прижал его к себе — мальчишка уже был высоковат ростом для своих лет, свободно болтал по-немецки и по-французски. Он был крестником Александра, российского императора, и хоть носил фамилию Александров и отчество тоже было Александрович, но знал, что отец его — цесаревич Константин.

Великий князь долго расспрашивал учителей сына, как тот ведёт себя, как держится, каковы успехи в науках, и изумлялся: в его годы Константин был шалопаем и никогда не мог прочесть псалтырь даже по слогам.

Павел казался ему воплощением образованности, и горячая любовь к сыну сменялась гордостью за его успехи.

Несколько дней радостного, спокойного пребывания в этой семье, которая, хоть и не формально, была ближе и дороже всех, — и опять Константин отправился в дорогу. На этот раз он держал путь в Вену, где собралось самое блестящее общество всей Европы. Столько королей, императоров, герцогов, принцев ещё не видела Вена...

Этот конгресс стал временем полного триумфа Александра. С обожанием глядел Константин на своего брата, сразу сделавшегося центральной фигурой. Вместе с ним Константин поселился в Вене в самом роскошном дворце Габсбургов — Ховбурге. Вся сверкающая свита императора проживала тоже здесь и появлялась на всех увеселениях, празднествах, балах, сопровождая русского императора.

Два императора, целая дюжина королей и королев, больше сотни самых владетельных особ — было отчего растеряться Константину.

Александр держался так, что скоро стал кумиром всей этой родовитой публики. Он выделялся высоким ростом среди любой толпы, а его царственная простота, обворожительная улыбка и прекрасные манеры увлекали за собой всех участников конгресса.

Заседания чередовались с балами, театральными представлениями, бесчисленными завтраками и обедами. Александр танцевал лучше и больше всех.

Первыми жертвами покоряющей любезности русского императора стали красавица графиня Зичи, княгиня Багратион, бывшая прежде любовницей Меттерниха, великосветская красавица графиня Эстергази, княгиня Ауэсперт, венгерская графиня Сегеньи.

Константин не вёл счета своим победам, но его звезда сияла вслед за славой Александра, и самые очаровательные красавицы Европы дарили его своим вниманием.