Всю ночь шёл лёгкий снег, и Москва преобразилась под этим пуховым покровом. Закрылись горелые места, дороги выстелились нежным покрывалом, а решетчатые остовы ободранных куполов словно бы украсились пушистыми полосами и являли собой неведомые воздушные шары с тёмными прорезями между белыми линиями. Эти сквозные купола, кое-где уже накрывающиеся новыми листами меди и железа, словно излучали слабый утренний звон колоколов, плывший в чистом морозном воздухе.

Маргарита вышла на крыльцо, уже накрытое новым тесовым навесом из смолистых сосновых досок, и оглядела двор, дороги, не закрытые изгородью, изумляясь удивительной свежести и красоте мягкого, даже на взгляд, ласкового снега. Она держала в руках обёрнутый многими слоями мягкой ткани образ Спаса Нерукотворного из полковой церкви, который вручил ей Александр при последнем свидании, и прижимала его к себе. Деревянная доска, укутанная и крепко обвязанная, словно бы согревала её, тепло проникало даже сквозь меховую накидку.

Кибитка уже стояла у крыльца, последние распоряжения были сделаны, осталось лишь одеть Николушку, разместиться в санях и начать долгое путешествие на постоянное место их нового жительства, в тверскую деревню Ломаново, где мечтал поселиться с женой и сыном погибший Александр Тучков...

Едва Маргарита ступила на вторую ступеньку крыльца, как раздался издали мягкий звон колокольцев, топот копыт, смягчаемый пушистым снегом, и скоро встала перед домом большая карета, тоже поставленная на полозья. Маргарита так и застыла на крыльце со Спасом Нерукотворным, прижатым к груди.

Из кареты неловко полез грузный человек в тёплой армейской шинели и высокой меховой шапке, а следом бодро выпрыгнул на нетронутый снег вовсе молодой ещё священник в длинной чёрной рясе.

Военный склонился перед Маргаритой и, коротко поздоровавшись, спросил, правильно ли он попал — ему нужна усадьба Нарышкиных. Маргарита утвердительно кивнула головой, а сама сникла от предчувствия.

— Командир Ревельского полка полковник Гагарин, — отрекомендовался военный и подскочил к Маргарите, едва не осевшей в снег на крыльце.

Он подхватил её, но она пересилила себя, удержалась на ногах и только сиплым, сразу севшим голосом спросила:

— Вы, верно, за образом?

Батюшка подошёл поближе, осенил её крестом и приостановился за спиной полковника.

— Прошу вас, проходите, — пригласила Маргарита приехавших и отошла от двери, пропуская гостей.

Но гости не двинулись с места, пока она сама не вошла, и лишь потом несмело направились в дом.

Гостей встретили поспешившие к проводам Маргариты родители и сразу заахали, заохали, удивляясь совпадению.

— Ещё бы чуток, и не застали бы дочь, — сдержанно говорил Михаил Петрович, — прямо сказать, с дороги воротили...

Гости стеснялись, раздевались неспешно, но послушно уселись за накрытый к утреннему чаю стол. Маргарите тоже пришлось раздеться, и она с тревогой всматривалась в прибывших.

— Я не знаю вас, — тихо обратилась она к полковнику, — видно, получили назначение из других войск?.. Да и вас, батюшка, вижу впервые. Что же случилось с отцом Андреем из нашей полковой церкви?

— Царствие ему небесное, — перекрестился молодой священник, — погиб в бою при Бородине, шёл впереди воинов, благословлял их на бой и получил пулю прямо в грудь, там же и остался. Господь ему воздаст за духовные труды его.

Он снова перекрестился и тронул белой рукой большой наперсный крест.

— Пухом будет ему земля бородинская, — отозвалась. Маргарита, — только не видела я его на поле побоища, когда искала тело мужа...

Полковник внимательно посмотрел на Маргариту.

— Как и всех, верно, зарыли в братской могиле, — ответил он. — Чуть ли не весь полк там полёг, теперь вот сформировали по-новому, всё больше новобранцы, ветеранов почти что и нет. Заново пришлось полк восстанавливать, зато знамя полковое сохранилось, всё простреленное, но мы его свято храним, как самое дорогое. Теперь вот пришло время и церковь полковую обустроить...

Маргарита взглянула на гостей, степенно пьющих чай с кренделями и мёдом, разложенными на столе.

— Я в целости и сохранности сберегла все полковые церковные реликвии, — твёрдо сказала она. — Возвращаю их вам, потому что знаю, как дороги вам эти святыни.

Она приказала принести два больших ящика, что были уже приготовлены для отправки в Ломаново.

— Хранила бы и дальше, увезла бы с собой в Ломаново, значит, надо было вам поспеть, как раз перед дорогой...

Дворовые люди принесли два запечатанных деревянных ящика. Открыли туго заколоченные крышки, и Маргарита взяла в руки тот самый реестр, по которому получила на хранение все святые дары походной полковой церкви.

— Да мы и так вам верим, госпожа Тучкова, — заикнулся было молодой священник, но Маргарита строго глянула на него, и он притих.

— Я долгое время сопровождала полк, — сказала она голосом, исполненным крепости, — и знаю, как нужны все эти вещи для церкви. Теперь, когда француз пограбил даже храмы, вдвойне необходимы и потиры[27], и складни, и шандалы...

Слуга вынимал из ящика церковные реликвии, а Маргарита читала по сохранённому реестру их названия. На длинном диване слуга раскладывал принадлежности церковной службы, а Маргарита то и дело сверяла их со списком.

— А теперь проверьте сами. — Она подала священнику список за подписью старого погибшего священника, отца Андрея, и полкового командира Александра Тучкова.

— В наших бумагах список такой не сохранился, — смущённо пробормотал полковник Гагарин. — Благодарствуйте, что сохранили всё. Мы и не думали, что может что-то быть в целости...

Изящной золотой вязью сверкнули на красном бархате дивана лампады на длинных золотых цепях, потиры и кадила, разобранные и тщательно упакованные стоячие высокие подсвечники, большие и маленькие живописные образа в золотых и серебряных окладах.

Священник сиял, разглядывая все принадлежности, ему и не мнилось, что служить он будет при таких потирах и кадилах, с такими лампадами и перед такими иконами.

— И вот самый главный образ, — тихо сказала Маргарита, — образ Спаса Нерукотворного...

Она бережно взяла деревянную доску, разрезала все узлы, вынула дорогой образ, поцеловала его и положила вместе с другими реликвиями на бархат дивана.

— Вот теперь всё, — твёрдо произнесла она.

Молодой священник ещё долго перебирал все предметы, любовался их искусной выделкой, сиянием золотых и серебряных окладов.

— Я уже подготовил небольшой походный иконостас, — смущённо обратился он к Маргарите, — все образа хороши для него, подходят по размеру и украшениям. А вот этот, самый большой, боюсь, негоден нам будет, слишком уж велик, в иконостас не вместится, а при походе каждая вещица тяжела будет...