— Лэрд Сафларе, рад приветствовать вас. Знаю, что я нарушил установленный порядок, но соблаговолите выслушать. Я, Анастас, лорд Эвентри, пришёл сюда как глава своего клана. Клан Фосиган, с которым связал себя клятвой мой отец, не выполнил условий, на которых была дана эта клятва, и на правах главы клана я объявляю, что беру её назад. Ныне я — свободный бонд, и прошу дозволения участвовать в тинге.

Сказав это, он, как требовала традиция, преклонил колено, снял с пояса ножны и поднял их на вытянутых руках, присягая, что не обнажит меча на тинге. Он стоял так долго, очень долго, пока возмущённый гул не улёгся. Лорд Сафларе поднял руку, требуя тишины.

— Все свободные бонды призваны на тинг, — медленно проговорил он. — С этой минуты клан Эвентри призван тоже.

— Что за нелепость! — возмутился кто-то из лордов, только что предлагавший встать на сторону Одвелла. — Мальчишка простоял целый час у стены, будто шпик, и теперь требует…

— Я моложе любого из вас, — сказал Анастас, не поднимая головы. — Я позже любого из вас принял обязанность главы клана. Я дал возможность высказаться старшим. Теперь я прошу слова.

Лорд Флейн громко фыркнул, и Тому почудилась в этом с трудом сдерживаемое одобрение.

— Я даю тебе слово, лорд Эвентри, — сказал распорядитель.

— Благодарю, — ответил Анастас и поднялся с колен.

Лорды понемногу опустились на свои места. Они шушукались, но не повышали голоса — никто не хотел пропустить то, что скажет юный наглец. Подумать только, а ведь всего четверть часа назад они говорили о его клане словно о кляксе на листке бумаги, мокром месте, которое надо стряхнуть или обтереть, а потом наказать того, что пролил чернила. Только теперь, судя по всему, проливать они будут вовсе не чернила.

— Я слышал, лорды, о чём вы говорили, — сказал Анастас, обведя тинг взглядом. Он был очень бледен, лицо его оставалось неподвижным, и только яркий блеск глаз выдавал его состояние — не волнение и не страх, скорее возбуждение, граничившее с горячкой. — Я знаком с вашими резонами. Я нахожу истину в ваших словах, лорд Флейн, ибо вы печётесь о мире. И в ваших словах, лорд Ролентри, ибо вы знаете, что миру без войны не бывать. И твои слова, друг мой Блейданс, я не могу не одобрить, ибо ты печёшься обо мне. И каждый из нас печётся о себе. И каждый прав, но не может согласиться с правдой другого. Милорды, я не предложу вам сейчас своей правды.

— И на том спасибо! — фыркнул кто-то, и Анастас вдруг улыбнулся — светло и открыто, и это была первая не злая улыбка на этом тинге.

— Не радуйтесь прежде времени, мои лорды! Я не дам вам своей правды, но потребую от вас вашей. Потребую, чтобы каждый из вас сделал то, что считает верным. Всё равно — что. Но сделал. А не чесал бы языком, как мудро подметил лорд Флейн.

Том увидел, как блеснули глаза старого лиса, услышавшего эти слова, увидел ответную улыбку, посланную им юному лорду Эвентри. И подумал, знает ли Анастас о том, что пришёл сюда наживать себе новых врагов.

И ещё подумал — да, наверное, знает. Он знает, что делает. И это отличает его от всех, кто собрался здесь.

— Всем вам известно, что произошло с моим кланом. Всем известно о вероломстве Индабиранов, наученных своими хозяевами, кланом Одвелл. Вы знаете, что клан Фосиган, которому присягнул мой отец, не ответил на мои просьбы о помощи. Знаете, что хоть я и глава клана, в данный момент весь мой клан — это я сам. Род Эвентри оборвётся на мне, если один из вас сочтёт себя оскорблённым и убьёт меня этой ночью. И тогда предмет, собравший вас сегодня, утратит свой смысл. Но ответьте мне, лорды: станете ли вы тогда жалеть о том, что собрались здесь?

Он умолк. Он ждал ответа. Требовал его. Кто-то тихо буркнул: «Нет», потому что было нелепостью и оскорблением признаться, что не желал являться на тинг. Другие подхватили, один за другим, и это «нет» прокатилось над столом, будто волна. Лишь лорд Флейн так и не разлепил тонких губ, пристально глядя на Анастаса.

Юный лорд Эвентри дождался слова «нет» от того, кто сидел ближе всех к нему с края стола, и кивнул.

— А тогда, мои лорды, — сказал он, — ответьте: для чего вы здесь собрались?

— К чему ты клонишь, щенок? — не выдержал кто-то.

— Что? Не знаете? Правда не знаете? — широко улыбнулся Анастас. — Я клоню к тому, что каждый из вас знал, приходя сюда: не важно, Эвентри ли поставлены на грань уничтожения или кто другой, и не важно, по чьей вине. Важно, что это случилось и может случиться снова. Если вы не сделаете то, что считаете верным.

Он не уговаривает их, внезапно понял Том. Не убеждает. Не пытается заговорить им зубы. Он просто загоняет их в угол. Ему не нужен их поверхностный и недолговременный энтузиазм, вызванный вином и чужим красноречием. Нет, он хочет, чтобы они поверили в то, что ему нужно. Поверили сейчас — и тогда уже не смогли бы поступить вопреки собственной вере. И это было легко, ведь они уже и так верили в это — каждый сам по себе, но не решались подкрепить веру делом.

Голос Анастаса звенел в тишине.

— Я ненавижу клан Одвелл, я хочу его гибели. Я равнодушен к клану Фосиган — Гилас ему судья. Всё, чего я хочу, — восстановить свой род. Я хочу найти своего брата Адриана и отомстить за погубленных родичей. Мне всё равно, чья сила упрочится в этой войне. Но как свободный бонд, я прошу в ней помощи у вас, свободных бондов. Взамен я предлагаю достойную долю от всей добычи, которую я вырву у своего врага. И если ваша правда не расходится с моей просьбой — примите её.

Он умолк. Его никто не перебил и не остановил — молчание тянулось и дальше, словно они ждали, что он скажет что-то ещё. Том смотрел на них и думал, что же произошло, почему они слушают его, когда не могли выслушать друг друга? И понял. Анастас говорил так, как говорили на тингах много веков назад — когда их, тех, кто звал себя свободными, было не девятнадцать, а девятьсот. Говорил, взывая к тому, к чему взывали испокон веков его прадеды. И требовал то, что имел право требовать. Он не трясся за свою шкуру, не интриговал и не строил далёких планов. Он лишь хотел защитить свой клан. Сперва — мой клан…

— Сперва — мой клан, — медленно проговорил старческий голос — и все обернулись к старому лорду Шарлэйку, впервые на этом тинге подавшему голос. — Потом — боги. Потом — мой конунг. Потом — я. Ты всё верно говоришь, мальчик. Всё говоришь верно. Так, как должно тому, кто носит имя свободного бонда.

Анастас благодарно улыбнулся ему — и глубоко поклонился, до самой земли. Словно сам он не мог этого сказать, словно забыл, и ему помогли, спасли в последний миг. Если так оно и было, это уже не имело значения.

Потому что свобода, право быть и называться свободными — это то, что было единой правдой для них всех.

С края стола громыхнула кружка, стукнув дном о столешницу. Медленно, ритмично: раз, другой, третий. Потом другая. Ещё одна, и ещё. Больше не вразнобой — сплочённым хором, барабанным боем. Минута — и пятьдесят кружек гремели о дерево как одна — все, и даже кружка лорда Флейна, не сводившего с Анастаса глаз. Чётко и коротко. В единый голос.