Абдуллах аль-Ансари

По словам Фомы Аквинского, мы вправе молиться о чем угодно, на что имеем право. Есть то, что возбраняется желать. Например, наслаждения плодами преступлений или дурных дел. Есть то, о чем люди вправе грезить на определенном уровне духовного развития, но чего не должны хотеть (они в самом деле перестают этого желать) на другом, более высоком уровне. Так, святой Франциск Сальский достиг такого состояния, что смог сказать: «У меня почти не осталось желаний; а доведись мне родиться заново, у меня их вообще бы не было. Мы должны ни о чем не просить и не должны ни в чем не отказывать. Мы должны отдать себя милости божественного Провидения, не тратя время на желания, и хотеть лишь того, чего хочет от нас Господь». При этом миллионы людей ежедневно повторяют третью строку молитвы «Отче наш»[567], но не имеют ни малейшего намерения выполнять чью-либо волю, кроме своей собственной.

Плод, который упал, может в дерево вновь превратиться, – может стать человеком лишь тот, чья душа хороша.

Кабир

Господь, не ведаю, о чем просить Тебя. Только Ты знаешь, что мне воистину нужно. Ты любишь меня сильнее, нежели я сам смог бы любить себя. Отче, дай сыну Твоему то, о чем он не просит, ибо не знает, как просить. Порази меня насмерть или излечи, угнетай меня или возвысь: я преклонюсь перед любым Твоим решением, даже не зная о нем. Я молчу; я готов жертвовать собой; я отдаю Тебе себя; не желаю ничего, кроме исполнения воли Твоей. Научи меня молиться. Молись во мне.

Франсуа Фенелон

(Дьявол искушал дервиша перестать взывать к Аллаху на том основании, что Аллах ни разу не ответил: «Слушаю тебя». Тогда перед мысленным взором дервиша предстал пророк Хизр с посланием от Бога.)

Сказал [Хизр]: «Смотри, как это ты от поминания [Бога] отказался, как это ты раскаиваешься в том, что Его призывал?»

Тот ответил: «Не приходит мне «Вот я перед тобой!» в ответ, оттого боюсь я, что отвергнут перед вратами».

Сказал [Хизр]: «Те твои [слова] «Аллах!» и есть Наше «Вот я перед тобой!», а эти твои нужда, боль и страдания – Наш гонец»[568].

Джалаладдин Руми

«Молю Господа Всемогущего причислить нас к кругу избранных Своих, среди тех, кого Он направляет по верному пути; среди тех, кого Он воодушевляет, дабы они Его не забыли; кого Он очищает от всякой скверны, дабы не осталось в них ничего, кроме Него Самого; среди тех, кого заполняет Он настолько, что они могут впредь поклоняться Ему одному».

аль-Газали

Что касается ходатайства, то об этом, как и о многом другом, наиболее ясно, просто и точно высказался Уильям Лоу.

Мня себя заступником перед Богом за ближних и знакомых своих, ты не затруднишься с ними самими прийти к согласию. Тебе будет просто стерпеть и простить тех, для кого страстно ты молил божественной милости и забвения.

Уильям Лоу

Заступничество – лучший судья во всех спорах, лучший покровитель истинной дружбы, лучшее лекарство и мера предосторожности от всякой злобы, гнева и нездоровых страстей.

Уильям Лоу

Ты никак не можешь проявлять раздражение или выказывать недобрые чувства к человеку, о благополучии которого заботишься настолько, что заступаешься за него перед Богом в частной молитве. Нельзя ведь презирать того и потешаться над тем, для кого ты просишь у Бога любви и покровительства.

Уильям Лоу

Как видим, ходатайство помогает возлюбить ближнего своего и выразить эту любовь на практике. А с помощью поклонения можно возлюбить Бога и выразить эту любовь – любовь, которая воплощается в обретении знания, объединяющего с Божеством, знания, проистекающего из молитвы-созерцания. Именно об этих высших формах общения с Богом думают авторы нижеследующих отрывков каждый раз, когда употребляют слово «молитва».

Цель и задача молитвы в том, чтобы признать и почтить верховное величие Бога, посредством коего Он являет Себя, а не через отношение к нам, и возлюбить Его доброту ради нее самой, а не ради того, что она дает нам.

Жан-Франсуа де Бургоэн[569]

За молитвой он (Шарль де Кондрен. – Авт.) не замыкался в пределах собственных знания и мышления. Он глубоко чтил Бога и Его тайны, каковы они есть, а не такими, какими они представали взору.

Дени Амелот[570]

«Бог Сам по Себе», «Бог и Его тайны, каковы они есть» – в этих фразах, согласитесь, есть что-то кантовское. Но если Кант был прав, когда говорил о непознаваемости вещи в себе, то получается, что Бургоэн, де Кондрен и другие знатоки духовной жизни предавались несбыточным мечтам. Однако мысль Канта верна только по отношению к непросветленному и неосвобожденному разуму. Такому разуму любая Реальность – материальная, психическая или духовная – представляется в той форме, в какую ее преломила и окрасила индивидуальная природа. Но для того, кто чист сердцем и нищ духом, не существует искаженной Реальности, поскольку в данном случае уже нет отдельного «Я», заслоняющего или преломляющего Реальность, нет раскрашенных ширм от интеллектуальных верований и освященных плодов воображения, придающих личностную и историческую окраску «белому сиянию Вечности». Ибо, как говорит Олье, для такого разума «даже святые, дева Мария и Иисус Христос в Его человеческом облике являются помехой, не дающей разглядеть Бога непосредственно». Вещь в себе познаваема для того, кто сам является не-вещью.

Под молитвой я понимаю не прошение или просьбу, которые, в соответствии с доктринами различных школ, суть прежде всего плоды понимания, обозначающие индивидуальные потребности. Нет, молитва предназначена для того, чтобы принести и отдать Богу то, что Он вправе потребовать от нас.

В целом молитве можно дать следующее общее определение: это вознесение разума к Богу. Возможно еще более широкое и выразительное определение: молитва есть движение мыслящей души по направлению к Богу, выражающее или, по крайней мере, подразумевающее всю зависимость от Него как от создателя и источника всякого блага; она выражает стремление и готовность воздать Ему должное, то есть всю любовь, все послушание, почитание и поклонение при смирении и уничтожении «Я» и всех живых созданий в Его присутствии. Наконец, молитву можно определить как желание и намерение вознестись до духовного единения с Ним.

Отсюда следует, что молитва – это самое совершенное и самое божественное действие, на которое только способна мыслящая душа. Она необходима и неотъемлема, в ней заключается наш долг.