class="p1">Мусса Кундухов неоднократно приглашал к себе в дом чеченского наиба Садуллу Османова с почётными людьми, для проведения агитационной работы. Для пропагандистской деятельности М.Кундухову было выделено 5000 рублей. Многие горцы отказывались сотрудничать с Кундуховым и открыто высказывали ему своё негодование, но другие решили переметнуться на сторону властей. В архиве сохранились документы, по которым Садуллу Османова открыто называли царским агентом. Он и его люди распускали провокационные слухи о том, что ни один чеченец не получит ни клочка земли, что вся молодёжь будет отдана в солдаты, что мусульманская религия скорее будет запрещена и все станут христианами[1425]. Во время Кавказской войны Садулла был наибом у Шамиля в провинции Гехи. По свидетельствам очевидцев он не умел обращаться со своими подданными и управлять делами так, как этого требовали чеченские обычаи. Участились жалобы на его действия имаму. Однако Шамиль не хотел снимать С.Османова с наибства т. к. считал его храбрым воином. Когда жители узнали что имам не хочет с ним расстаться, то перешли на сторону русских[1426]. Даже М.Т. Лорис-Меликов вынужден был признать, что иногда С.Османов слишком «перегибает палку», распуская превратные слухи, смущающие население. Данные действия могли привести к военным столкновениям, поэтому начальник Терской области захотел как можно быстрее избавиться от слишком запальчивого агитатора[1427]. Наиб Малой Чечни С.Османов управлял наибством в течении 8 лет и ещё до назначения на должность, майор постоянно отличался преданностью российскому правительству и неусыпно заботился о сохранении спокойствия в крае[1428]. За служение отечеству наибу Османову был пожалован большой участок земли (550 десятин)[1429]. Садулла Османов дал клятву на Коране содействовать переселению горцев «до конца», а также обязался возглавить вторую партию мухаджиров, дабы своим примером воодушевить остальных чеченцев. К тому же идти во главе первых партий было одним из условий выплаты денежного вознаграждения[1430].

Чеченцы с трудом покидали родину. Среди чеченцев всегда находился десяток-другой семей, считавших переселение «неизбежным злом» в смысле спасения души или соединения с родственниками. Прежде чем решиться на этот важный шаг, чеченец испытывал внутреннюю борьбу, которая выразилась в следующей песне:

«Мусульманский царь зовёт нас к себе,

Царь русский — остаться просит!

Без огня и ветра Чечня запылала:

Огнём был Алхасов Муса,

Вихрем подул Османов Садулла.

Пророчили нам муллы страшный суд;

Мы видим: родные бросают родное…

Вот он, день страшного суда!»[1431].

Благодарную память потомков заслужил Кунта-Хаджи, один из лидеров суфийского братства кадирия в Чечне, выступивший со своими единомышленниками против проводимой М.Кундуховым и ему подобными переселенческой пропагандой. Если бы не действия Кунта-Хаджи, то Муссе Кундухову, уже заручившемуся поддержкой Порты и российского руководства, удалось бы ввести в заблуждение большинство чеченцев[1432].

Цаго Нурий, вернувшийся в 1913 году из эмиграции на родину предков, выразил протест против переселения черкесов в Османскую империю следующим текстом: «Нам кажется, что мы мусульмане, — писал он, но мы не знаем заповедей и запретов ислама. Всевышний дал нам разум для того, чтобы мы думали, прежде чем что-либо предпринять. Слава Аллаху, не все захотели покинуть отчий дом.

— Покинув родину и переселившись в Турцию, мы сужаем границы ислама — это первое.

— Второе — наши братья, находящиеся уже там, нами же будут стеснены, ибо им придётся волей-неволей делиться с нами землёй.

— Те, кто останется здесь становятся малочисленнее, а значит слабее — это третье.

— Кроме того, новое место не краше, не богаче, не роднее для нас.

Мысли о родных, любимых, матерях и детях, оставленных на родине, погубят сердце и разум…Ветви, отрезанные от родных корней, на чужбине пытались привить к другим стволам. Но прививки эти не прижились. Они почти совсем засохли»[1433].

Есть сведения, что многие из внуков и правнуков кавказских переселенцев сегодня неплохо устроены в социально-статусном и материальном плане, иначе говоря — глубоко интегрированы в турецком обществе и в других ближневосточных государствах. Но считать их «народом» неправомерно. Это — территориально разбросанные и культурно ассимилированные диаспоры, обречённые в отсутствии более прочных и более институциональных убежищ на полное слияние с господствующим этносом[1434].

Во второй половине XIX века некоторые из начальствующих лиц пытались примирить чеченцев с их подневольным положением в России.

Так, полковник Беллик доказывал горцам необходимость покориться всем тем условиям, какие диктует империя. Чеченцы на это отвечали: «…эти условия есть наша смерть, ибо переселение в Турцию и обезоружение есть для нас одно и то же»[1435]. Я. Абрамов прав, когда он пишет: «Наше мнение по этому поводу выглядит так: только пользуясь всеми правами русского гражданства, туземец может примириться с русскими порядками»[1436]. Горцы хотели переселиться в другое государство по причине не доверия к ним со стороны правительства Российской империи, которое в большинстве случаев их сильно оскорбляло и ущемляло гражданские права и свободы. Над ними постоянно тяготело клеймо «опасного элемента», даже когда они вовсе не давали для этого повода[1437]. Даже в ходе эмиграционного движения, чеченцам категорически было запрещено следовать в Турцию единичными семьями, передвигаться до русско-турецкой границы по распоряжению правительства они должны были только организованными партиями и под конвоем. Каждую партию переселенцев сопровождал «благонадёжный» офицер из туземцев. Каждой семье разрешалось брать не более двух арб, а каждая партия могла забрать не больше 200 волов. В числе имуществ разрешали брать оружие, но огнестрельное необходимо было уложить в арбы[1438]. Фамильные и собственные земли распродавались почти за бесценок. После массового, многотысячного переселения горцев в Турцию, многие аулы совсем опустели, неухоженные земли заросли бурьяном. Эти земли конфисковывались в пользу казны. В тех сельских общинах, которые частично эмигрировали, земли переходили в пользу аульных обществ. Именно из-за этих регламентаций многие впоследствии возвратившиеся из Турции горцы окажутся без крыши над головой и без земельного надела[1439].

Император Александр II разрешил горцам Терской области переселяться в Турцию не морским путём, как это делали адыги, а через русско-турецкую сухопутную границу[1440]. Ещё при переселении в 1862 году горцев Кубанской области в Турцию им было строго запрещено следовать через сухопутную границу на Закавказский край по Военно-Грузинской дороге. Путешествие по дороге облегчало уход, т. к. можно было взять с собой не только домашний скот и лошадей, но и утварь, что становилось невыносимым при движении по морю. Однако кавказское руководство направило черкесов к берегам Чёрного моря, оправдывая своё решение тем, что якобы движение по Военно-Грузинской дороге мешает