раньше не просыпался с кем-то вот так, — бормочет он рядом с моим ухом, его дыхание ерошит мои волосы. — С кем-то в моих объятиях… — Его губы касаются моего уха, зубы осторожно касаются мочки, и я чувствую прилив облегчения, как будто я выпустила дыхание, которое и не подозревала, что сдерживала.

До сих пор я не понимала, как я волнуюсь, что он проснется и пожалеет обо всем, что было вчера. Что он снова возведет все свои стены, и мы вернемся к тому, что было раньше. Что вчерашний день был случайностью. Но, судя по тому, как его рот движется по моей шее, Сальваторе определенно не хочет возвращаться к тому, что было до вчерашнего вечера.

Меня пронзает чувство вины, когда я вспоминаю, как мы вообще здесь оказались. Я отстраняюсь от него на достаточное расстояние, чтобы сесть, натянув простыню выше груди, и Сальваторе бросает на меня любопытный взгляд. В его глазах мелькает настороженность, которую я узнаю, и я думаю, не думает ли он о том же, о чем и я, не было ли вчерашнее всего лишь разовым событием, и не вернемся ли мы к борьбе друг с другом сегодня.

Но я этого не хочу, и думаю, что он тоже.

— Мне очень жаль, — резко говорю я, и Сальваторе напрягается и садится еще удобнее. Белая простыня опускается вокруг его бедер, мгновенно притягивая мой взгляд вниз, и я вижу под ней очертания его члена, явно тоже жаждущего продолжить то, на чем мы остановились прошлой ночью.

Сальваторе прочищает горло, и мой взгляд снова устремляется на его лицо, а щеки разгораются.

— За что ты просишь прощения, милая? — Мягко спрашивает он.

— За то, что заставила тебя ревновать, — шепчу я. — За все, что было с барменом. Я была расстроена, мне было больно, и я хотела заставить тебя ревновать. Это ничего не значило для меня.

Сальваторе невесело усмехается, низкий темный звук звучит глубоко в его горле.

— Что ж, тебе это удалось, — сухо говорит он. — Хотя, возможно, не так, как ты хотела.

Я краснею еще сильнее, вспоминая, как он наклонил меня над кроватью, как это было удивительно приятно, несмотря на неожиданную жестокость. Я тяжело сглатываю.

— Если это повторится… я бы предпочла, чтобы это было не потому, что ты очень на меня сердишься.

Глаза Сальваторе сужаются, и я вижу, как уголки его рта слегка подергиваются.

— Ты хочешь, чтобы это повторилось, милая?

Мое лицо словно вспыхивает от этих слов.

— Может быть, — бормочу я. — Но дело не в этом. Дело в том…

— В том, что ты сожалеешь. Да, сокровище, я знаю. — Рука Сальваторе тянется к моей, отрывая ее от простыни, хотя другой я продолжаю прижимать ее к груди. — Но мне приятно слышать, как ты это говоришь. — Он делает паузу. — Вчерашний день сделал тебя счастливой?

Я киваю.

— Да. Это было… это было именно то, чего я хотела. То, на что я надеялась. Я не…" — Я прикусила губу, чувствуя, как меня захлестывает нервозность. — Я не хочу возвращаться к тому, что было раньше. Ссориться друг с другом и…

— Я тоже этого не хочу. — Пальцы Сальваторе переплетаются с моими, и обе наши руки ложатся на простыню между нами. — Я могу признать, что был неправ, когда отверг идею о том, что ты должна быть моей женой не только по имени. Я не должен был ожидать, что тебя это устроит, только из-за моих собственных заморочек. — Он смотрит на меня, и, когда напряжение уходит, плечи и черты лица расслабляются, он выглядит моложе. Счастливее. Необыкновенно красив, сидя посреди белоснежной кровати, его загорелая кожа и темные волосы компенсируются ею, солнце проникает через окно и заливает нас обоих. Глядя на моего мужа, я чувствую, как по позвоночнику пробегает дрожь желания.

На моего мужа. Это слово больше не вызывает во мне паники, ярости и негодования. Вместо этого я чувствую осторожную надежду.

— Я понимаю, почему каждый день не может быть таким как вчера, — мягко говорю я. — Но, если мы оба постараемся. Если я постараюсь понять, какая ответственность лежит на тебе, а ты постараешься понять, насколько все это сложно для меня, и мы будем работать над тем, чтобы жить вместе… — Я прикусываю губу. — Я знаю, что каждый день нельзя сидеть на пляже, пить Маргариту и загорать. Но…

— Жаль, — со смехом размышляет Сальваторе. — Эти каникулы начинают мне нравиться.

— Тогда нам стоит делать это почаще. — Я импульсивно перекидываю через него ногу, устраиваясь у него на коленях, и чувствую его резкий вздох, когда откидываю простыню и обхватываю его за шею. — Как только угроза Братвы будет устранена.

Глаза Сальваторе расширяются, и он смотрит на меня сверху вниз. За мгновение до того, как я это сказала, его руки лежали на моей талии, опускаясь ниже с явным намерением воспользоваться моим уязвимым положением на его коленях. Но сейчас он очень спокоен.

— Так ты мне веришь? — Тихо спрашивает он, и я киваю.

— Я думала, ты заставил меня выйти за тебя замуж, потому что хотел меня для себя, — шепчу я. — То же самое, в чем тебя обвинял Игорь. Но все, что произошло с тех пор, говорит мне, что это не может быть правдой. В этом нет смысла. Зачем так упорно бороться с этим, если ты женился на мне ради похоти? Зачем вообще заботиться о том, верю ли я тебе о Братве, если ты просто хотел сделать меня своей и уже получил то, что хотел? Почему бы не сделать так, чтобы Петр не смог вернуть меня в первую же ночь? Единственный ответ — ты говорил правду. А я просто не хотела ее слышать, — мягко признаюсь я, прикусив губу. — Мне тоже жаль.

Сальваторе поднимает руку, его пальцы скользят по моей челюсти, наклоняя мой рот к своему.

— Я рад это слышать, милая — пробормотал он. — Но есть одна вещь, которую я должен прояснить.

— Что именно? — Я шепчу, и его брови сходятся вместе, а выражение лица темнеет, когда он тянется вниз, чтобы обхватить мои бедра.

— Я бы хотел, чтобы ты больше никогда не произносила имя того мальчика. Но особенно никогда, пока ты в моей постели. И я никогда не хочу слышать это или любое другое мужское имя, пока ты обнажена и находишься у меня на коленях. Ты поняла меня, Джиа?

Его голос грубый, но в нем есть малая толика юмора. Я киваю, чувствуя, как желание лижет мой позвоночник, когда его пальцы впиваются в мои