Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10 мая 2014. Гавр (Rückwärts einparken ODER Die Ankunft in Le Havre: https://dschungel-anderswelt.de › wieder-auf-see-21-bis…).
Хербст начинает рассказывать о Гавре, прерывает свой рассказ, и на этом путевой дневник вообще неожиданно обрывается. О прибытии «Астора» в Харидж и потом в Бремерсхафен мы вообще ничего не узнáем.
27 мая 2014 (OHNE ABER DIE FORTSETZUNG: Weshalb ich schwieg: https://dschungel-anderswelt.de › ohne-aber-die-fortsetzu…).
Из датированной этим числом публикации мы узнаём, что Хербст все еще в Гавре, то есть он преждевременно прервал свой круиз:
Нет, меня не похитили… <…> Но дело не только в том, что я почти сразу же после своего возвращения должен был ехать, чтобы выступить там с чтением, в Бамберг – об этом я тоже не хотел никого извещать, – главное, меня охватило отнюдь не неопределенное чувство тщетности моих усилий, от которого на море я мог убежать, даже не сознавая этого. С другой стороны, на море я должен был бежать от перманентного увеселительного оболванивания, что не всегда удавалось, да и не могло удаться, разве что я заперся бы в своей каюте. Так что теперь я был настолько наполнен, настолько накачан плохой музыкой, что не хотел больше слушать даже хорошую, бежал, можно сказать, от любого звука, хотел только тишины, а это значит также: тишины словесной. Обилие развлечений действительно причинило мне вред, почти в физическом смысле, и после этого требовалась фаза выздоровления. Потому и онемели «Джунгли». Тот факт, что «Арго» по-прежнему замалчивается, как, впрочем, и «Бамбергские элегии», тоже не способствовал моей боевитости. «Отступление», – подумал я и опять стал Ланмайстером. Но это не столько «отступление», сколько дрейф, оттекание: скольжение по течению. Назад.
Тут я понял, что вместо того, чтобы продолжить «Гавр» как текст, я должен реально продолжить пребывание в этом городе; и после того как я наконец снова смог слушать музыку – наконец, снова, – я сел в самолет и действительно полетел обратно; мне нужно было во Францию, нужно в любом случае, потому что в пятницу должно было состояться первое парижское чтение моей жизни, организованное моим переводчиком Прунье[91]. <…>
Здесь я чувствую себя так, как если бы каждый день вел интенсивнейшие беседы с близкой мне женщиной, которая выходит из моря как проникающий в каждую складочку моей кожи голос. Ее глазами я читаю Мелвилла.
3 июня 2014 (Nach Paris).
Кризис, случившийся с ним к концу путешествия, Хербст анализирует также в дневниковой записи, датированной этим числом:
У меня ощущение конца, нет, не жизни, как бы ни обстояли дела с книгой об умирании, а длинного, длинного временного промежутка, действительно теперь уже декады, перемешавшей мою жизнь и мое литературное творчество. Ее повествовательным завершением стал роман «Арго», полным завершением, хочу я сказать, и исчезающе малый резонанс всей трилогии, которая отнюдь не случайно обрамляет время существования «Джунглей», яснее, чем моя неопределенная досада, свидетельствует о провале: обоих начинаний. Очевидно, что не имеет значения, какие нарративные пути я открыл, какие эстетические возможности нового мышления, но также, и прежде всего, нового чувствования несла и несет в себе такого рода литература. Я говорю сейчас о модернизме или, если угодно, после-постмодернизме, вновь сфокусировавшем классико-романтические притязания на всеохватность и одновременно вновь воспринявшем всерьез идею литературы-как-политики. Все это сейчас не пользуется спросом, более того, отвергается как «устаревшее», и вместо этого люди довольствуются развлечениями, к которым, само собой – будучи человеком своего времени, – прибегаю и я, правда, только в персональном плане и только изредка, и даже, должен признаться, все больше лишь в порядке исключения. Это очень утомительно – когда ты остаешься один, почти один, по правде говоря: ведь и другие думают и чувствуют, как я, некоторые; однако те, для кого это характерно, не играют никакой общественной роли. Я имею право сказать: теперь пусть продолжают другие; я имею право взять себе время на передышку, если мое время этого требует. Очень много лет меня что-то подгоняло – и сам я что-то продвигал. Теперь я должен просто достать свой хлеб, припасенный для обеденного перерыва, а для этого сперва сесть и немного отдышаться.
Нет, я не перестану делать то, что делал, – это было бы, как если бы я не захотел больше трахаться. Пока дело дойдет до такого, дорогие друзья, утечет еще сколько-то воды из Шпрее, и из Сены, и из Амазонки.
13 июня 2014. В этот день Хербст публикует в «Джунглях» первый набросок радиопьесы «Акустический круиз. Дневник писателя со звуковым сопровождением» (Eine akustische Kreuzfahrt. Ein Schriftsteller-Tagebuch mit Tönen). Этот маленький текст, уже недоступный в сети, я приведу здесь полностью:
1-й голос: И там стояла она, «Астор», напротив грузового судна, наполненного контейнерами, которое топорщилось своими красными кранами. Не молодая уже, дама в летах, но знающая цену себе. В элегантном белом наряде; трап вытянут, как слегка согнутый палец, указующий вниз, на пассажирский терминал; и от бака до кормы, над всеми 176 метрами ее протяженности, и над трубами-близнецами, и над мачтой радара уже сияет яркими вымпелами под этим небом с низко нависшими облаками: красавица, поистине, обладающая особым шармом прошлого, которое все еще продолжается – тихо, подумал я, и улыбчиво; так очевидно готовая к круизу, который перенесет меня через Индийский океан к Южной Африке, а потом, после того как мы обогнем мыс Доброй Надежды, через тропические глуби Атлантики доставит обратно в Европу. Но тогда я еще не знал, что почувствую возвращение домой, и свой исток, и как то и другое сольются. В момент их слияния, но и этого я тогда не знал, Грегор Ланмайстер умрет. А вот как он умрет, я знал: с последним выдохом, покидающим себя: который от всего отрешается, хотя и по своей воле, но уже этого не сознавая.
2-й голос: Итак, молодой человек, вы стояли там, на передней оконечности мола, и долго смотрели в мою сторону.
1-й голос (насмешливо): «Молодой человек»…
2-й голос: Я имею право так говорить. Я был готов. Вы же еще далеко не готовы. Что и показало