Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последняя фраза раскрывает едва ли не самую существенную черту творчества Хербста, потому что обосновывает его мысль о равной значимости внутреннего, фантазийного мира и мира так называемой реальности. «Что мы переживаем, то всегда реально», – говорится в романе «Арго. Иномирье» (Herbst, Argo. Anderswelt, S. 416).
И дальше Хербст записывает мысль, которая как будто бы вообще не имеет отношения к роману, но впоследствии существенно изменит первоначальный замысел:
Пока я так размышлял, мне в голову пришла идея совсем другой истории, а именно – человека, тяжелого ракового больного, который, чтобы самому определить момент своего ухода из жизни, пытается получить швейцарское гражданство. Там ведь, в отличие от Германии, человек вправе умереть, если он хочет, и вправе получить необходимые для этого средства. – Как отреагируют на его просьбу? Удовлетворят ли ее?
(Пусть и не сознавая этого, я думаю о смерти постоянно, из-за чего в самом деле уже оказался в средоточье своего романа. Иногда я замечаю это: как если бы вдруг очнулся и стал видеть.)
29 апреля 2014 (Über den Äquator ODER Von El Q‘ar: Am neunundzwanzigsten Tag).
Рассуждения по поводу закона об охране молодежи (от нежелательной информации) и о силе фантазийных образов:
Я все еще опьянен. Сегодня ночью, в четверть второго, мы на 17º западной долготы пересекли экватор. <…>
Молодые люди знают больше, чем мы, уже давно. Чем большинство из нас. То, что мы охраняем, – это наше собственное представление о том, какая она, молодежь, или какой должна быть. Закон об охране молодежи охраняет стариков от понимания того, чтó они сами пропустили, с чем разминулись в своей жизни, – думает Ланмайстер непосредственно в тот момент, когда стоит возле леера и пытается составить себе представление о кажимости (Schein). Экватор ведь тоже одна из кажимостей, определение, которому не соответствует никакая реальность, однако нам – и в этом состоит реальная сила фикций – он дает возможность ориентации.
30 апреля 2014 (Kissing the fish, indessen dann: Ein Tropenregen: https://dschungel-anderswelt.de).
И все же, когда я думаю назад, глядя на море, у меня нет ощущения дали, даже бесконечности; но что мне яснее всего показывает морское путешествие – еще и теперь, незадолго до Кабо-Верде, после пересечения Индийского океана, огибания Мыса Доброй Надежды и пересечения экватора, здесь, – это как мал наш мир, как незначительно расстояние между континентами и культурами и как коротка, возможно, сама жизнь. Об этом наверняка будет рассказывать моя радиопьеса.
3 мая 2014 (Das Wrack vor Porto Grande: https://dschungel-anderswelt.de › das-wrack-vor-porto-…).
Мысли о восприятии времени:
Такого рода круиз – движение не только сквозь пространство, но и сквозь время. Это приводит к тому, что мы, путешествующие, не только из-за, как кажется, всегда одинаковой и, как кажется, бесконечной поверхности моря теряем ощущение времени, но не в последнюю очередь и потому, что мы должны постоянно манипулировать с нашими наручными часами. <…> Именно в последние дни приходилось чуть ли не каждый день переводить время. <…>
Любой корабль, как и наше тело, – живой организм, за которым нужно постоянно ухаживать. Как нам нужно тренироваться.
4 мая 2014 (Wolfskrank: Zweiter Seetag nach Cabo Verde: https://dschungel-anderswelt.de › wolfskrank-zweiter-se…).
О «волчьем голоде» по жизни, жизненным переживаниям:
По-арабски, прочитал я у Рюккерта[85], в «Макамах Харири», голод называется «волчья болезнь». <…>
Как из чистоты никогда ничего не возникает, никакого искусства, никакой следующей жизни, так же – и из осторожности. Когда Ланмайстер начинает мечтать о чистоте, он в тот же миг понимает, что он уже при смерти. <…> Если для меня в этом путешествии что-то стало ясно, так это то, что моя книга о смерти должна одновременно быть воспеванием жизни; утопию достойного человека «ухода», которая представлялась мне с самого начала, нельзя вывести из готовности к прощанию, нельзя – из согласия с собственной смертью, а только – из согласия с жизнью. «Волчья болезнь» – такое бывает и в переносном смысле. Если бы я, записал я вчера, как писатель был бы не чем иным, как только свидетелем жизни, только этим, и не написал бы ни одной книги, кроме все-таки этой единственной: рассказывал бы в ней, как человек живет, и вместе с тем жил бы сам, – это была бы, неважно, обретшая форму или нет и какую именно, удавшаяся литература. Писать такое, подумал я, – художественное право «Джунглей»[86]. И для такой книги даже не нужен никакой сюжет. Я записал в связи с Царой Леандер[87] вот что. Жить как раз не значит «сберегать» себя, «сохранять» и вообще вести себя осмотрительно, а значит – себя растрачивать. Сюда же относится: нарушение правил, а иногда и законов; во всяком случае – вина. Но также и раскаяние, порой стыд.
6 мая 2014 (Die Schöne ODER In Teneriffas Santa Cruz).
Впечатления этого дня:
Санта-Крус-де-Тенерифе – определенно не самый примечательный город моего путешествия, но, с той же определенностью, самый красивый. Включая даже Капштадт; да, Капштадт в сравнении с ним блекнет. <…>
А когда мы в полдень – слишком рано! слишком рано! – двинулись дальше, вокруг нас играли дельфины, сотни, но ни один не длиннее, чем человеческая рука до локтя. – Однако начавшаяся потом, как после каждой гавани, Goodbye-Party[88], на палубе юта, действительно действовала на нервы моей меланхолии. Любое глубокое движение души подавляется с помощью раптена[89] всеобщего увеселительного оболванивания. Так что я вечером, впервые за время этого путешествия, почувствовал физическую тошноту из-за, как мне это представлялось, предписанной сверху банальности, безусловной воли к упрощению. И я рано ушел к себе, потому что над морем снова разносилась музыка диско. Мешавшая слушать. <…>
А теперь: навстречу Европе. Завтра в полдень мы окажемся в Лиссабоне, пройдя под большим мостом.
7 мая 2014 (Wieder in Europa, in Richtung auf Lisboa).
Неожиданная история, быть может объясняющая, почему господин Ланмайстер – в романе – молчит:
Я выхожу, чтобы выпить первую чашку