момент: надо на главные участки подобрать своих людей — верных, надежных, преданных душой и телом.

У х в а т о в. Об этом я и толкую. (Призадумался.) Вот соображаю… Думаю…

К у д а с о в (принюхался). Селедочка!

У х в а т о в. Что, селедочка?

К у д а с о в. Там, у Раисы Яковлевны. Маринованная.

У х в а т о в. Да-а, нюх отменный.

К у д а с о в. А какие у нас главные участки? Что главное для нашего советского человека? Для народа? Для рабочего класса?

У х в а т о в. Социализм.

К у д а с о в. Правильно, социализм. А конкретнее?

У х в а т о в. Классовая борьба.

К у д а с о в. А еще конкретнее?

У х в а т о в. Ну, давай, давай сам. Что?

К у д а с о в. Три вещи. Еда — раз! Хата, квартира — два! И одежда — три! Вот где ключевые должности: горпищеторг, горпромторг и горжилуправление.

У х в а т о в. Верно. Это «три кита».

К у д а с о в. С луком и конопляным маслицем.

У х в а т о в. Не понимаю.

К у д а с о в. К селедочке…

У х в а т о в. Слушай, Кудасов, не злоупотребляй нюхом.

К у д а с о в. Обратите внимание, Федор Павлович, бюрократы и паразиты в системе торговли, чтобы скомпрометировать советскую власть, кое-где искусственно морили голодом рабочий класс.

У х в а т о в. Ты хочешь накормить его?

К у д а с о в. Накормлю! На собственном опыте убедитесь.

У х в а т о в. И сам будешь сыт?

К у д а с о в. Сыт ли, голоден ли, но жаловаться не приду.

Входит  Р а я.

Р а я. Федя, ты бы позавтракал. Вчера пообедал и с тех пор не ел.

К у д а с о в. Есть причина даже опрокинуть. Так сказать, замочить кресло, чтоб не рассохлось, чтоб устойчивее было.

У х в а т о в. И с этого начинать? Ну, знаешь…

К у д а с о в. Федор Павлович! Это же народная традиция! Народная. А мы кто? И служим кому? Народу. Иначе — нас не поймут. Народ отвернется. Вот как.

У х в а т о в. Да, но я этого зелья в хате не держу.

К у д а с о в. Подчиненные должны быть предусмотрительными. Во всем. И даже в этом. (Вынимает из портфеля поллитровку.)

Р а я. Федя! Подглядит кто-нибудь, донесет… (Ставит на стол завтрак.)

К у д а с о в. А мы должны быть аккуратными. (Закрывает дверь на крючок, а в замочную скважину вставляет карандаш, обернутый носовым платком.)

У х в а т о в. Ловко!

К у д а с о в. Береженого бог бережет. А поскольку бога репрессировали, надо самим не зевать.

Р а я  приносит стаканы, закуску.

У х в а т о в (наливает в стаканы). Ну!..

К у д а с о в. Итак, Федор Павлович… выпьем за нашего…

У х в а т о в. Выпьем… За нашего любимого…

К у д а с о в (тоже встал). …Родного…

У х в а т о в. …Отца и учителя…

К у д а с о в. Всех времен и народов… А Раиса Яковлевна?

У х в а т о в. Рая! Иди сюда! (Наливает и ей в стакан.)

Р а я. Федя, не наливай. Я пить не буду. Ты же знаешь. Не наливай.

У х в а т о в. Что-о? (Шепнул ей что-то на ухо.) До дна!

Р а я (хватает стакан, сгоряча выпивает всю водку, поперхнулась). Извините, я совсем не умею пить.

У х в а т о в. Научим. А теперь закусывай.

Дружно сели. Молча жуют, сосредоточенно.

К у д а с о в. Между первой и второй рюмкой должен быть максимально короткий перерыв. (Наливает.)

Р а я. Ой, я там Светланке молоко поставила… (Торопливо выходит.)

К у д а с о в (поднимает стакан). Я рад поднять этот бокал за ваше назначение! Я рад выпить эту чару за то, что буду работать под вашим началом.

У х в а т о в. Давай, давай! (Пьют.) А ты говорил: «Атмосфера. Сегодня… завтра… неуверенность».

К у д а с о в. Я не в том смысле. Я в том смысле, что… (Старается вывернуться.) Сколько среди нас было врагов, и всех ли мы выловили?! Вот какая неуверенность. И трясет! Землетрясение! Вот! Руины… Обломки…

У х в а т о в. Обломки уберем, руины расчистим и атмосферу…

К у д а с о в. Уже легче дышится.

У х в а т о в. Надежные люди есть? Есть!

К у д а с о в. Конечно! Вот, например… А вы?! Вот вас теперь подняли. Разве для вас есть что-нибудь дороже своего долга?

У х в а т о в. Нет!

К у д а с о в. Кем вы были? На кирпичном заводе?

У х в а т о в. Глину месил. А потом выдвинули. Теперь еще раз выдвинули.

К у д а с о в. Вот! Пьем за выдвижения! За передвижения!

Наливают, пьют.

У х в а т о в (уставился на Кудасова). А ты кто? Твои родители до семнадцатого года — кто? И ты — кем был до…

К у д а с о в. Рыкшей.

У х в а т о в. Рыкшей?

К у д а с о в. По существу — рыкшей. И дед мой, и отец мой, и я. Извозчики на чужих лошадях. По существу — на мне ездили. Значит — рыкша! А теперь я… кто… буду… у вас?..

У х в а т о в. Что-то ты торопишься к власти.

К у д а с о в. А как же не торопиться? Прозевать можно. Вы наберете с такими биографиями, что… Мне трудно будет тягаться. Я откровенно. Мой дед царя не убивал. Декабристом не был. Пятый год — на печи проспал. Он, дурак, о внуках не заботился. А ведь вон сколько внуков у лейтенанта Шмидта! Правда, отец мой в гражданскую не подвел (удивляется), не примкнул ни к Петлюре, ни к Булаховичу. Устоял! И на том спасибо. А мог бы на революционной волне взлететь… А теперь вот и я вроде мусора был бы, если б не классовое чутье и преданность.

У х в а т о в. Теперь, конечно, после победы, когда власть окрепла, к ней все липнут, все хватаются, бодрыми попутчиками в ногу шагают. Да власть-то не дура, присматривается и от кого надо — отмежевывается, отсекает. Только случай иногда помогает. Только на случай надежда твоя.

К у д а с о в. За счастливый случай тоже… можно отблагодарить. Так кто я… буду… у вас?

У х в а т о в. Вижу — я тебе нужен. А?.. Будешь… моей правой рукой?

Оба захмелели. От выпитой водки? От взаимного восхваления? Или от сознания, что дорвались до власти?

К у д а с о в. Ясно. Теперь я погарцую.

У х в а т о в. На мне?

К у д а с о в. Что вы?! Что вы?! Вы, можно сказать, историческая фигура! Если на то пошло… Хотите я вас покатаю? А? Садитесь верхом. Хотите?

У х в а т о в. Еще уронишь. Нет! (Отмахнулся.) Не хочу.

К у д а с о в. Я ведь… (Почти со слезой.) Ради уважения… Эх… (Запевает.) «Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать…»

Р а я (вбегает, испуганная). Федя!

Оба умолкают, прижав палец к губам. Пауза. Р а я  уходит.

У х в а т о в. Вот, гляжу я, мы, как птицы. Очень похожи на птиц… люди. Ты видел когда-нибудь, как синицы ведут себя у кормушки? Ухватит кусочек и тут же сторону. И прежде, чем клюнуть, семь раз оглянется. И от чего это сталося с синицами? Всегда настороже.

К у д а с о в. Потому, что кошка где-то рядом. Или еще какой свой пернатый хищник. (Осенило.) Ясно, Федор Павлович! Усек. Прежде, чем раз клюнуть, надо семь раз оглянуться. Просветили. Какая книжечка! (Его давно уже искушала красная книжечка на окне.)

У х в а т о в (давно уже заметил любопытство гостя; взял книжечку, листает). Это жена любит переписывать из книг всякие высказывания и выдержки. Поэтов разных. Пролетарских особенно. А потом мне сообщает… Вот… (Читает.) «Несколько наводящих вопросов о связи времен. Отходя ко сну, спроси себя сам: «Что ты сделал сегодня?» Подведи итоги делам твоим. Может, чужое просо вытоптал, обидел кого?..» Что ты сделал? Сегодня!

К у д а с о в (кричит, оправдывается). Ничего я не сделал такого. Мура какая-то! Еще допрашивать самого себя! «Спроси себя…» Есть кому допрашивать. Мура и все. Вытяжки