ощутили подземные толчки еще в туннелях, но не знали их причины. А теперь знали.

Когда они поднимались из подвальных помещений наверх, никто не обращал на них никакого внимания. Всех слишком тревожили рудник и возможность того, что его разрушение может распространиться на замок и его окрестности. Хотя «Пандемониум» располагался довольно далеко, все хорошо знали, что земля под ним буквально испещрена туннелями и пещерами времен Скрюченного Человека, лишь часть из которых была обнаружена во время горных работ и строительства нового замка. И точно так же, как шахтеры бежали из «Пандемониума», так и многие обитатели цитадели стремились удалиться от зоны риска на максимально возможное расстояние. Собственно замок паника еще не затронула, но Дэвид мог сказать, что она не за горами. Все, что потребовалось бы, – это всего лишь трещина в стене или маленький провал во дворе, чтобы тревога переросла в истерию.

Поэтому они испытали некоторое облегчение, когда наткнулись на Лесника, который тоже вернулся в замок – в надежде, что они все-таки нашли дорогу назад. Он был рад увидеть их в целости и сохранности, а также спасенных младенцев. Что же касается Цереры, то, по его признанию, Лесник и не ожидал увидеть ее с ними, хотя это вовсе не означало, что он не желал этого.

– Замок пока что стоит, на данный момент, – сказал он им, как только отыскались слуги, которые могли бы позаботиться о детях. – Но все зависит от того, как именно фейри организовали разрушение шахт. Могу предположить, что они ослабили шурфы в ключевых местах, но, похоже, неправильно рассчитали время. Уже есть жертвы, но если б обрушение оказалось более внезапным, погибших было бы намного больше. На данный момент большинство шахтеров эвакуировано, а остальных вот-вот поднимут на поверхность. Хотя приоритетом фейри было уничтожение шахты, а не гибель шахтеров.

– Если это так, – заметил Дэвид, – то зачем было убивать госпожу Блайт и ее дочь или нападать на деревню Баако?

– Цель состояла в том, чтобы уничтожить тех, кто обладал знаниями и умениями, позволяющими противостоять магии фейри, что наводило на мысли о том, что это лишь первый шаг в более длительной кампании. Потеря таких знаний способна нанести куда больший ущерб, чем обрушение любой шахты.

– А что с моей матерью? – спросил Баако.

– Хотел бы я поделиться с тобой хоть какими-то новостями, – ответил Лесник, – но тебе придется подождать вестей от твоего отца и его людей. Это ведь они отправились на поиски, когда гарпии похитили ее.

Баако кивнул.

– Что будет, то будет, – безрадостно заключил он.

И тут, как видно, окончательно изнуренный своими усилиями и алчностью фейри – а может, и каким-то интуитивным чувством, что его мать уже отмучилась, – Баако вдруг обмяк и рухнул на пол. С помощью Лесника Дэвид поставил его на ноги, хотя и по-прежнему мало что соображающего, и они вместе пошли седлать лошадей. Пришло время покинуть замок. Что же касается Цереры, то тут им оставалось лишь надеяться на лучшее.

LXX

SCIMA (староангл.)

Свет, яркость

Проложенный червем туннель, по которому Скрюченный Человек вел Цереру, становился все шире и шире – двадцать, тридцать, наконец, сорок футов в окружности, – пока не закончился перед парой огромных деревянных дверей. Церере они показались выше, чем высота самого туннеля, как будто они занимали плоскость, отличную от остальной части логова Скрюченного Человека.

– Ты любишь книги? – спросил Скрюченный Человек.

– Да, – ответила Церера. Тут она не видела причин лукавить. – Я всю свою жизнь провела среди них.

– А истории? Поскольку это не одно и то же, ты же знаешь.

Голос Скрюченного Человека звучал нетерпеливо, как у ребенка. Это делало его внешность еще более непристойной – весь этот копошащийся рой ползучих, жалящих, кусачих тварей.

– Да, пожалуй.

– Книга подобна дому, – продолжал Скрюченный Человек, – а истории – это души, которые в нем обитают. У книги без истории нет души. Ты должна это понять, иначе то, что я собираюсь тебе показать, не будет иметь никакого смысла, и нашему разговору и твоей жизни придет конец.

– Я и вправду это понимаю, – сказала Церера. – Мне всегда нравились истории, особенно сказки.

– Как и мне, – кивнул Скрюченный Человек. – Можно сказать, это дело всей моей жизни.

Он на миг поднял палец, на сей раз состоящий из переплетения сороконожек, и очень мягко прикоснулся им к одной из дверей, которая медленно и беззвучно открылась перед ними.

– Заходи, – сказал он. – Познай этот мир.

И Церера вошла.

* * *

Если двери казались для туннеля просто-таки невероятно высокими, то открывшееся за ними уже полностью противоречило всяким представлениям о расстоянии и объеме, поскольку там, насколько хватало глаз и еще дальше – вверх и вниз, вбок и по диагонали, – тянулись полки с книгами, но помещались они в комнатке не больше той спальни, что была у Цереры в детстве. Вообще-то это и в самом деле была спальня ее детства. Она увидела знакомые стены, потертый ковер, платяной шкаф, комод со стоящим на нем зеркалом, доставшимся ей еще от прабабушки, и узенькую кровать, на которой она спала все свое детство и юность, пока не ушла из дома, когда поступила в университет. Над кроватью и рядом с ней даже висели все те же постеры: смазливые поп-звезды, которые теперь стали отцами, и красавцы-актеры, ныне покойные. Но когда Церера попыталась дотронуться рукой до стены, та осталась вне пределов ее досягаемости, а когда сделала шаг вперед, стена отступила назад. Бесконечная комната, содержащая бесконечное или почти бесконечное количество книг…

– Каждая книга – это целый мир, – произнес Скрюченный Человек, словно прочитав ее мысли. – Так много миров, заключенных в такой маленькой комнатке.

– Но это ведь не моя комната? – спросила Церера. – Это всего лишь иллюзия.

– А ты предпочла бы это? – спросил Скрюченный Человек.

Он щелкнул пальцами, обезглавив при этом пару жуков, и комната превратилась в местную библиотеку, в которую ее впервые привела мать, как только Церера стала достаточно взрослой, чтобы составить ей компанию. Тогда ей вручили два маленьких картонных конвертика с ее именем, в которые предстояло вкладывать карточки из взятых на дом книг – напоминание о том, что эти тома временно переехали жить к ней, чтобы на две недели делить полку с горсткой ее собственных. Но даже после того, как те были благополучно возвращены, что-то из них по-прежнему оставалось с ней, потому что Церера, как и все читатели, понемногу менялась с каждой прочитанной книгой, так что ее жизнь становилась формуляром их потребления.