Индия положила его на кровать. Тельце ребенка было синюшным. Он не дышал. Индия знала: у нее есть считаные секунды, чтобы спасти… или потерять две жизни.

– Мой ребенок… – застонала миссис Коберн.

Стон превратился в крик боли, когда Индия просунула левую руку в родовой канал, сжала пальцы в кулак и надавила на матку. Правой она давила на живот роженицы, заставляя матку сомкнуться и тем самым остановить кровотечение.

– Мой сын… Что с ним? – закричал Фред Коберн.

Он был крупным мужчиной, да еще обезумевшим от страха. Случись что, Индии с ним не справиться. Эллы сегодня с ней не было – помогала доктору Гиффорду.

– Фред, у нас сын! А где он? Почему не кричит? – испуганно всхлипнула миссис Коберн.

– Мистер Коберн, возьмите ребенка и пальцами очистите ему рот, – попросила Индия.

Отец новорожденного и не подумал это сделать. Он попятился от кровати, от корчащейся от боли жены и неподвижного младенца.

– Мистер Коберн, послушайте меня. Мне нужна ваша помощь.

Фред Коберн отчаянно замотал головой. Индии пришлось успокаивать и уговаривать его. Это требовало времени, которого у нее не было совсем. И тогда она стремительно подхватила и сорвала с кровати окровавленное одеяло, перевязав живот Эллисон Коберн. Потом взяла со стола подсвечник, намотала на него концы одеяла и несколько раз повернула, стягивая ткань. Такое подобие шины называлось «испанский воротник». За годы учебы Индия несколько раз видела, как акушерки применяли этот способ. Однажды он действительно помог. Индия надеялась, что «испанский воротник» поможет ей выиграть несколько секунд.

– Почему она такая бледная? – спросил Фред Коберн.

Его голос граничил с визгом.

Индия взяла ребенка на руки.

– Мне нужна чистая тряпка. Простыня, полотенце. Что угодно. Принесите! – резко потребовала она, надеясь хоть чем-то его занять.

– Почему она лежит неподвижно и не шевелится?

– Мистер Коберн, я просила тряпку, – напомнила Индия, отчаянно пытаясь оживить младенца.

Она сама удалила из младенческого ротика сгусток слизи, затем несколько раз надавила на грудку, заставляя легкие дышать. Генри Майкл Коберн – такое имя выбрали родители, если родится мальчик. А сокращенно его будут звать Гарри.

– Оживай, Гарри Коберн, – говорила она младенцу. – Дыши… хотя бы ради меня.

– Элли, просыпайся! Элли, дорогая!

Шатаясь, Фред Коберн подошел к кровати, наклонился и потрепал жену по щеке. Судя по голосу, он был на грани истерики. Индия нагнулась к младенцу, зажала ребенку ноздри и осторожно дохнула в рот. Она не оставляла попыток заставить новорожденного дышать, когда Фред Коберн, стоявший на коленях возле жены, вдруг вскочил на ноги.

– Она умерла! – заорал он. – Боже, моя Элли мертва!

Он побрел к полке над очагом, смахнул оттуда заварочный чайник, тарелки и несколько фотографий в рамках. Пол покрылся черепками и осколками. Давя их ногами, Фред Коберн развернулся и шаткой походкой двинулся к кровати.

– Лампа! – крикнула ему Индия. – Лампу не уроните!

От ее голоса вся ярость, бушевавшая внутри Фреда, вырвалась наружу. Его лицо перекосилось от горя и гнева. Он бросился к Индии.

– Сука! Убийца! – кричал он, нанося ей удар за ударом. – Ты убила ее! Ты убила мою Элли!

Индия не могла защищаться, так как руками загораживала младенца. Но когда Фред Коберн сдавил ей горло, инстинкт самосохранения одержал верх. Она несколько раз лягнула Фреда. Она молотила по его груди, царапала ногтями, пытаясь высвободиться из его хватки. Ей стало трудно дышать. Глаза закрывались. Тело почти обмякло. Ее спасли двое соседей. Услышав звон бьющейся посуды, они вбежали в комнату и оттащили обезумевшего Фреда от Индии. Индия рухнула на пол, судорожно глотая воздух.

– Уведите его отсюда, – прохрипела она.

Когда Коберна увели, Индия кое-как дотащилась до кровати и склонилась над младенцем. Она щупала ребенка, стараясь почувствовать хотя бы малейшие признаки жизни. Ни дыхания, ни пульса. Признаков жизни не подавала и Эллисон Коберн.

В комнату вошел другой мужчина, а следом – две женщины. Все трое в ужасе смотрели на неподвижные тела матери и ребенка.

– Что случилось? И что с вами? – спросила одна из женщин, косясь на Индию.

– Миссис Коберн скончалась вскоре после родов, – объявила Индия. – Ребенок, скорее всего, родился мертвым. Пусть кто-нибудь сходит за коронером.

Она встала с кровати, расправила окровавленную одежду и прошла на кухню. Там на плите кипел жестяной чайник. Придя сюда, она попросила Фреда нагреть воды. Индия налила в таз кипятка, разбавила холодной водой из крана и вымыла руки. Пока она вытиралась, до ушей донесся шепоток кого-то из соседок:

– Вложи маленького ей в руки. Бедняжка так и не подержала его при жизни. Пусть хоть сейчас подержит.

– Жалость-то какая. Еще года не прошло, как они поженились.

– Надо было доктора позвать. Тогда бы и беды не случилось.

– Она и есть доктор.

– Я говорю про настоящего доктора, который дело знает, а не про эту девку.

Индия стояла, закрыв лицо мокрыми руками. После мести Фреда ее голова пульсировала от боли. Горло жгло, словно туда налили кислоты. Но ссадины на шее, разбитая губа и опухшие глаза были пустяками по сравнению с болью, вызванной словами незнакомой женщины.

Умом Индия понимала: надо промыть и смазать раны. Затем собрать и вымыть инструменты. Но вместо этого она стала разыскивать что-то, чем можно накрыть Эллисон Коберн и ребенка. Простыней среди белья на сушилке не оказалось. Индия открыла дверцы кухонного шкафа, но нашла там лишь тарелки, жестянку с чаем и сахарницу.

Индия вернулась в гостиную, где обнаружила комод. В верхнем ящике лежала сплошь одежда. Индия собралась задвинуть ящик, когда заметила наверху комода небольшую фарфоровую кружечку с желтым утенком и словом «Малыш». Кружечка была не новой, с щербатым ободком. Рядом лежала погремушка. Роспись, украшавшая погремушку, почти стерлась, но кто-то заботливо начистил игрушку до блеска. Поодаль лежали муслиновый чепчик и две распашонки, украшенные изящной вышивкой. Индия взяла распашонку, повертела в руках и вдруг увидела на кромке выцветшую синюю надпись «Тейт и Лайл». Денег на ткань у Эллисон не было, и она взяла мешок из-под сахара.

Скудное приданое, приготовленное нищей матерью для своего первенца. Свидетельство жесткой экономии, постоянного отказа себе во всем, хождения по лавчонкам и барахолкам с несколькими пенсами в кармане. И в то же время – свидетельство надежд на лучшую жизнь и счастье.

Индия водила пальцем по аккуратным стежкам. Чем жертвовала Эллисон Коберн, чтобы купить нитки? Покупкой угля? Или еды? Еще недавно Индия отчитала бы ее за неразумную трату денег. Как можно вместо молока и зелени покупать щербатые кружки и погремушки?