собой. Для меня это просто игра. Но я никогда не проявляю свой бунт каким-либо пагубным образом. И я не учил вас что-либо уничтожать, разрушать общество или свергать правительство.

Я всегда учил вас, что надо собрать энергию из всех возможных источников в одно целое и наслаждаться.

Донесите до этого момента всю вашу скопленную энергию, и пусть все идет, как идет.

Как-то раз Шила спросила меня… она озадачена, сильно встревожена — это естественно, ведь она должна думать обо всей коммуне, — из-за того, что в любой день мировая экономика готова развалиться. Она, несомненно, идет к своему концу.

Доллар растет с каждым днем. Когда я был в Индии, официальный курс доллара составлял семь с половиной рупий. От семи до двадцати двух… доллар вырос по отношению к рупии в три раза, или рупия упала настолько, что составляет сейчас только одну треть от своей истинной стоимости. То же самое можно сказать и о других валютах, потому что все они взаимосвязаны.

Австралийский доллар обычно дороже, чем американский; но даже он упал ниже американского доллара. А тот в свою очередь растет все выше и выше. Наши люди, собравшиеся со всего мира на фестиваль, сейчас в большом затруднении, потому что на этот раз для участия им потребуется вчетверо большая сумма, чем раньше, из-за того, что доллар вырос в четыре раза. Такое не может продолжаться до бесконечности — экономически для всего существует предел. В один прекрасный момент доллар рухнет.

Так случилось в 1930 году; сначала доллар рос все выше, и выше, и выше… Но это не может продолжаться вечно, куда так можно прийти? Доллар рос так стремительно, что в Китае за пачку сигарет надо было выложить целый мешок банкнот. В Германии люди использовали банкноты в качестве топлива, для того чтобы согреть себе чашку чая. Бумажные деньги потеряли всякую ценность. Даже лес был дороже, поэтому выгоднее было жечь сами купюры.

Но подобное не может продолжаться вечно. Когда весь мир находится в таком беспорядке, естественно, что другие страны отделялись от доллара; и доллар рухнул вниз. И тысячи людей, миллионеров, покончили жизнь самоубийством в Америке в 1930 году.

Уолл Стрит стал местом массовых самоубийств. Люди просто прыгали вниз с небоскребов, потому что потеряли все. Всего две минуты назад они стоили миллионы долларов; спустя две секунды становились нищими — и они не могли смириться с этим. Лучшим выходом для них было спрыгнуть с тридцатиэтажного здания и покончить с собой.

Такое может снова повториться, потому что ситуация близка к той, что была тогда: медленно, медленно доллар движется вверх… Если у президента Рейгана есть хоть капля ума, он должен остановить повышение доллара. Но он радуется, потому что радуется вся Америка: «Президент Рейган доказал, что он великий президент — доллар растет, престиж Америки растет, деньги Америки растут. Мы на вершине!»

Но эти глупцы не понимают, что только тогда, когда они упадут с вершины, они поймут, что те, кто был внизу, на дне, были гораздо более счастливыми, потому что не могли упасть. Им было некуда падать, они и так уже были в самом низу. Упали только те, кто был на вершине.

Если бы у президента Рейгана было хоть немного здравого смысла… но я не представляю себе, чтобы он у него был, иначе вся эйфория в Америке исчезнет. Сейчас он может что-то делать, потому что Америка впала в эйфорию; но скоро придет спад.

Итак, Шила спрашивала меня, что мы должны делать — ведь когда наступит спад, у нас начнутся тяжелые времена.

Я сказал ей: «Не тревожься, пусть они наступают. А пока они не наступили, давай наслаждаться. Что ты можешь сделать?» Она думала, что по крайней мере мы могли бы собрать продуктов на два-три года.

Это будет опасно. Если есть продукты на два-три года, то все люди вокруг начнут нападать, потому что у них не будет продуктов, а у вас запас на два-три года. А когда люди умирают от голода, их ничто не сдерживает, они могут сделать что угодно. Поэтому ваши продукты станут магнитом для людей.

Будет лучше, если то, что случится с целым миром, случится и с нами. Зачем тревожиться? Ведь это случится не только с нами, это случится с целым миром; поэтому, когда бы это ни случилось с миром, это случится и с нами. Мы не будем в худшем положении, чем кто-либо другой. Мы будем в лучшем положении, чем кто-либо другой, потому что у нас, по крайней мере, есть община.

Те люди будут нести свою ношу на своих собственных плечах или на плечах своей маленькой семьи. Мы можем разделить нашу радость. Мы можем разделить нашу печаль. И математика такова: когда вы делите радость на всех, она увеличивается, когда вы делите печаль, она уменьшается. Мы сможем разделить нашу щедрость, мы сможем разделить нашу бедность. Мы никоим образом не будем в худшем положении, чем другие. Мир как-то пережил 1930 год; он переживет и этот кризис тоже.

Но кто знает, когда он наступит? Возможно, его и вовсе не будет. Может быть, сначала будет мировая война. У президента Рейгана может случиться сердечный приступ. Если у него есть сердце, то есть и вероятность сердечного приступа. Вы можете чувствовать себя в безопасности, только если у вас нет сердца, Я подозреваю, что у него оно есть, но кто знает?

Даже искусственное сердце может подвести; батарейки выйдут из строя, все может быть. Поэтому не надо беспокоиться о завтра. Я сказал Шиле: «Не надо беспокоиться о завтра. Надо жить сегодняшним днем. Живи, наслаждайся, а когда придет завтра, мы посмотрим; все, что мы сможем сделать, мы сделаем».

Вот что я понимаю под бунтом.

Не беспокоиться о будущем — такова позиция бунтаря. Если придет смерть, надо воспринимать это как должное; мы пожили и не должны выражать недовольства. Только те, кто не жил, воспринимают приход смерти с недовольством.

Мы живем полной жизнью; если придет смерть — это вполне нормально. И любое время ее прихода будет правильным, мы будем готовы встретить ее. У нас не много вещей. Можно держать свой чемодан наготове — если придет смерть, надо просто взять