Уже ночью 30 мая 1942 года, когда почти вся бомбардировочная авиация британцев – 1045 бомбардировщиков – совершила налет на Кёльн, мы получили представление о том, какие беды нас ожидают в будущем.

Так случилось, что Мильха и меня вызвали к Герингу наутро после рейда. На этот раз рейхсмаршал находился не в Каринхалле, а в замке Фельденштайн во Франконии. У Геринга было плохое настроение, он никак не хотел верить донесениям о бомбардировке Кёльна. «Это невероятно. Невозможно сбросить столько бомб за одну ночь, – ворчал он на своего адъютанта. – Свяжите меня с гауляйтером Кёльна».

Затем мы стали свидетелями нелепого телефонного разговора:

– Донесение вашего начальника полиции – мерзкая ложь!

Очевидно, гауляйтер позволил себе не согласиться.

– Говорю вам, как рейхсмаршал, цифры завышены. Как вы смеете докладывать этот бред фюреру!

Гауляйтер, видимо, настаивал на своих цифрах.

– А как вы можете сосчитать зажигательные бомбы? Это всего лишь приблизительные оценки. Повторяю, ваши данные во много раз завышены. Все это ложь! Пересмотрите ваши цифры и пошлите фюреру другой доклад. Или вы хотите сказать, что я лгу? Я уже вручил донесение фюреру с правильными данными. И вы меня не переубедите!

А затем как ни в чем не бывало Геринг повел нас по простому дому, построенному в стиле Бидермайера. Как в добрые мирные времена, он велел принести чертежи и объяснил нам, какой великолепный замок построит на месте старого дома своих родителей и окружавших его руин. Но прежде всего он собирался обзавестись надежным бомбоубежищем, планы которого тоже были готовы.

Через три дня я снова приехал в Ставку. Волнение из– за бомбардировки Кельна еще не улеглось. Я рассказал Гитлеру о странном телефонном разговоре Геринга и гауляйтера Грое, поскольку был уверен, что информация Геринга точнее. Однако у Гитлера уже сложилось собственное мнение. Он послал Герингу сообщения вражеской прессы об огромном количестве самолетов и сброшенных ими бомб. Эти цифры были еще выше представленных начальником полиции Кельна. Попытка Геринга скрыть истинные масштабы налета привела Гитлера в ярость, к тому же он считал командование люфтваффе виновным в случившемся, во всяком случае частично. Правда, на следующий день Гитлер принял Геринга как обычно и больше никогда об этом инциденте не вспоминал.

20 сентября 1942 года я предупредил Гитлера о том, что без танкового завода во Фридрихсхафене и шарикоподшипникового завода во Швайнфурте у нас возникнут серьезные проблемы, и он приказал усилить противовоздушную оборону обоих городов. В сущности, я давно уже понял, что если вместо бесцельных ковровых бомбардировок противник сосредоточился бы на центрах военной промышленности, исход войны был бы предрешен еще в 1943 году. 11 апреля 1943 года я предложил Гитлеру создать комиссию технических экспертов для определения важнейших целей в советской энергосистеме. Через четыре недели была предпринята – но не нами, а британскими ВВС – первая попытка повлиять на ход войны уничтожением нервного центра военной промышленности. Это все равно что сделать бесполезным двигатель автомобиля, убрав зажигание. 17 мая 1943 года всего 19 британских бомбардировщиков попытались разрушить гидроэлектростанции в Руре и тем самым парализовать всю нашу военную промышленность.

Среди ночи я получил очень тревожное сообщение: разрушена самая большая плотина – плотина на реке Мене, и водохранилище опустело. О трех остальных плотинах никаких сведений не было. На рассвете при подлете к городу Верль мы увидели жуткую картину разрушений. Электростанцию у подножия разбомбленной плотины словно стерло с лица земли вместе с ее огромными турбинами.

Вода, хлынувшая из водохранилища, затопила долину Рура. Электрооборудование насосных станций оказалось под слоем воды и ила; промышленные предприятия остановились, водоснабжение населения оказалось под угрозой. Мой отчет, вскоре представленный в Ставку, произвел «сильное впечатление на фюрера. Он оставил документы у себя»[170]. Если бы британцам удалось уничтожить три других водохранилища, долина Рура оказалась бы полностью лишенной воды на все летние месяцы. Одна бомба все же попала в центр плотины самого большого водохранилища в долине реки Зорпе. Я обследовал ее в тот же день. К счастью, пробоина оказалась чуть выше уровня воды. Попади бомба сантиметров на десять ниже, и маленький ручеек, превратившись в бурный поток, размыл бы плотину из камней и земли[171].

В ту ночь силами всего лишь нескольких бомбардировщиков британцы вплотную подошли к выполнению своей задачи и добились гораздо большего успеха, чем когда посылали на бомбежки тысячи самолетов. Правда, они совершили единственную ошибку, которая и ныне ставит меня в тупик: они рассредоточили свои силы и в ту же ночь уничтожили плотину в долине Эдера, хотя она не имела никакого отношения к водоснабжению Рура[172].

Уже через несколько дней после этого налета семь тысяч рабочих, которых я приказал перебросить со строительства Атлантического вала в район Мёне и Эдера, энергично ремонтировали плотины. 23 сентября 1943 года перед самым началом дождей брешь в плотине Мёне была заделана. Таким образом, удалось собрать осадки, выпавшие в конце осени и зимой 1943 года, на нужды следующего лета. Британские ВВС почему-то упустили шанс помешать нам восстанавливать плотину. Всего несколько бомб распахали бы воронками незащищенные строительные площадки, а зажигательные бомбы подожгли бы деревянные строительные леса.