Он знал, что консультироваться в данном щекотливом вопросе ни с кем нельзя. Но со старшими сыновьями все же поговорил с глазу на глаз, съездив к ним, — оба теперь жили в других штатах.

На его удивление, известие о болезни матери оба сына восприняли на редкость спокойно, к ее мужественному решению отнеслись с пониманием.

Тим только спросил:

— Папа, ты все хорошо взвесил? — И на положительный ответ отца утвердительно кивнул.

Знал Брендон и то, что сознательно идет против закона, но даже не позволял себе думать об этом. Он должен сделать это ради своей Глоу — дорогой и нежно любимой.

О’Брайаны не стали больше советоваться ни с родственниками, ни с друзьями, рассудив так, что принять судьбоносное решение — сугубо личное их дело. Единственное, что теперь оставалось, — найти человека, который согласился бы помочь…

Посетив в очередной раз клинику, Глория вечером с улыбкой сказала мужу:

— Брендон, знаешь, мне сегодня намекнули… как следует поступить в моем случае… Ты даже можешь сделать это сам…

На эти слова Брендон так вытаращил глаза, что Глория рассмеялась:

— Во имя нашей любви, милый! — И нежно обняла его.

А еще через пару дней О’Брайану вдруг позвонил Майкл Филдстайн и без обиняков предложил такой вариант: он знает одного человека, который может в частном порядке, квалифицированно и без лишних вопросов провести эвтаназию. Этот медик был лишен лицензии за то, что помог своему безнадежно больному пациенту уйти из жизни, не выполнив при этом все положенные юридические нормы.

— Конечно, это несколько противозаконно… — постарался как можно мягче выразиться Майк. — Но я понимаю тебя, Брендон. Чего не сделаешь ради родного человека…

О’Брайан был просто ошарашен подобным предложением — он ни о чем таком Майка не просил, более того — не помнил, чтобы даже заикался ему об этом. Мог ли Майку кто-нибудь сказать? Абсолютно нереально! Ясновидение какое-то!

Но раз уж все так складывается…

Договорились со знакомым Майка быстро. Тот практиковал понемногу в своем доме в пригороде. Решено было, что присутствовать на «процедуре», как они именовали теперь эвтаназию, будут лишь самые близкие — то есть только Брендон и сыновья. Днем раньше приехали Тим и Джефф — дату с ними согласовали заранее.

День накануне намеченной «процедуры» супруги О’Брайан решили провести так, чтобы ничто не напоминало им о предстоящей разлуке.

С утра Брендон и Глория отправились на *…ское озеро и покатались на лодке. День выдался нежаркий, с легким ветерком и белыми пушистыми облачками, которые, как бы играя, то и дело закрывали-открывали солнце. Со всех сторон озеро обрамляли тонкоствольные сосны, струнами натянутые в небо. И казалось, что деревья, облака и небо, отражаясь в зеркальной водной глади, образуют с ней некое замкнутое, обособленное от внешнего мира пространство.

Брендон греб с усердием, решив тряхнуть стариной, и с непривычки натер на ладонях кучу волдырей. А Глория сидела молча, не двигаясь, с лица ее не сходила блаженная, отрешенная улыбка. Поездка на озеро напомнила обоим молодость. Так же они катались здесь в студенческие годы, когда еще и не думали о том, что станут мужем и женой.

— Ужас не в том, что умираешь, а в том, что даже в этот момент продолжаешь думать о жизни… — задумчиво произнесла Глория, едва они возвратились домой.

Брендон нахмурился, но ничего не ответил, только крепко обнял жену за плечи.

Когда Кейн и Эйбл вернулись из школы, они все вместе пообедали. Потом Глория прилегла отдохнуть.

А вечером супруги устроили себе ужин на двоих, заказав его в итальянском ресторане. Они выбрали феттуччини с морепродуктами, конкильони с икрой, карпаччо, пармскую ветчину и тому подобные деликатесы, покорившие обоих еще во время медового месяца, проведенного в Италии.

Подняв бокалы с кьянти, они посмотрели друг на друга влюбленными глазами. Даже от легкого вина Глория быстро опьянела и почти не притронулась к шикарным блюдам. Брендон, недолго думая, подхватил жену на руки, сразу с горечью ощутив, как сильно потеряла она в весе. Он и раньше без труда мог поднять ее, теперь же Глория показалась ему пушинкой.

Брендон отнес жену в ее спальню, положил бережно на постель. Глория повернулась бочком и, словно притомившийся херувим, сложила крест-накрест руки на груди. Даже сейчас, измотанная тяжелой болезнью, осунувшаяся, похудевшая, она оставалась для него любимой и желанной. Глория была уже очень слаба, но тем не менее благосклонно приняла его несмелое намерение. Брендон осторожно раздел Глорию. Он ласкал жену деликатно, долго, надеясь удовлетворить сначала ее. Но в какую-то минуту все же почувствовал, что не в силах сдерживаться… А потом уснул, обхватив жену обеими руками. Брендон так и не был уверен, смог ли в их последнюю ночь довести Глорию до оргазма, но сам он запомнил эту ночь навсегда…

…О’Брайаны вошли всей семьей. Между собой они не разговаривали — все уже было сказано, — словно боялись нарушить совершаемое таинство, позволяя себе лишь изредка обмениваться взглядами да легкими кивками.

Доктор уложил Глорию на кушетку с мягким матрасом, накрытым светло-сиреневым шелковым покрывалом.

«Фиолетовый — цвет траура… — в какой-то традиции… испанской? итальянской?» — промелькнуло у Брендона.

Он сел рядом на стул, взял жену за руку. Сыновья их стали поодаль.

— Я люблю тебя, — произнесла Глория.

— Я люблю тебя, — отозвался Брендон.

Повернувшись, он кивнул врачу, который тут же начал подготовку к «процедуре»…

…Врач тихо приблизился и замер, не решаясь нарушить трагическую торжественность момента. Потом, не дождавшись протеста со стороны Брендона, осторожно приложил стетоскоп к груди Глории, чуть раздвинув вырез шелковой блузки. Прошла долгая минута, прежде чем врач отнял стетоскоп и очень тихо произнес:

— Все, мистер О’Брайан…

Джефф и Тим, оба, как по команде, перекрестились, поклонились и вышли из комнаты. Кейн и Эйбл с перепуганными лицами, глядя на старших братьев, тоже перекрестились, но вразнобой, и вышли следом.

А Брендон все сидел неподвижно и держал жену за руку, не отрывая взгляда от ее лица. Доктор, естественно, не торопил его, не беспокоил — он стоял в противоположном конце комнаты, готовый в любую минуту оказать помощь своему только что овдовевшему клиенту.

Лишь спустя четверть часа Брендон вышел из оцепенения. Он еще сильнее сжал руку жены, поднес ее к губам и, не в силах больше сдерживаться, зарыдал…

Но тяжелее всего ему пришлось, когда он вернулся вечером домой и, приоткрыв дверь жениной спальни, посмотрел на пустую кровать. Пока Глория была в больнице, Брендон несколько раз спал именно здесь — так ему проще было справиться с бессонницей. Теперь у него и в мыслях не было лечь в эту постель. Брендон не пошел и в свою спальню, а спустился вниз, в гостиную, и, не раздеваясь, повалился ничком на диван.