— И я… Я могу предложить тебе себя, — сообщил Хельмут совершенно ненавязчиво и буднично.

У Кристины сердце пропустило удар. Она уже начала перебирать в голове варианты, коих было не столь много, но почему-то о нём и не подумала… Он ведь был для неё другом, хорошим, верным, преданным другом… Да, она помнила то внезапное желание, нахлынувшее на неё в ночь после битвы, но легко могла объяснить его тем, что давно не была с мужчиной, а тело внезапно потребовало немедленного удовольствия. После она немного помогла самой себе справиться с этим, но способ оказался не очень действенный.

— Вообще, когда ты это сказал, мне первым делом на ум пришёл Рихард, — смутилась Кристина.

— Я понимаю, он очень на него похож… — кивнул барон Штольц. — И, наверное, это правда вариант получше. Зачем тебе, даже для вида, такой старикашка, как я.

— Ты как, здоров? — усмехнулась Кристина. — Голова не болит, нет? Куда делось твоё хвалёное самолюбие?

Хельмут промолчал. Известное дело, куда оно делось — ушло в могилу вместе с Софией, а на его место пришли боль, отчаяние и чувство вины. Но всё же он не до конца потерял ту черту своего характера, которая поначалу так отталкивала Кристину, и иногда выдавал что-то такое, что заставляло думать о нём как о закоренелом эгоисте. Хотя эгоистом он не был ни сейчас, ни раньше.

— Это шутка, конечно, — сказал вдруг Хельмут.

— Но вообще… если я возьму в потенциальные женихи кого-то совершенно постороннего, — задумалась она, — то бьёльнцы могут возмутиться и не захотеть подчиняться кому-то не из рода Штейнбергов. Так что Рихард был бы идеальным вариантом… Думаю, стоит с ним поговорить об этом.

Она обернулась: Рихард, до этого сидевший за своим местом на помосте, решился пригласить на танец Линду Гэрис, дочь сира Джареда, приехавшую в Эори на свадьбу своего нового сюзерена. Девушка была очень мила, но всё же Рихард посматривал на неё совершенно спокойно и отстранённо, безо всякого любовного интереса. Впрочем, ему и не было резона так на неё смотреть. Дочь простого рыцаря-ленника — не пара брату лорда.

Кристина усмехнулась, подумав о своей матери: та тоже была дочерью рыцаря без титула, а в итоге стала леди…

Она вспомнила слова, которые сама сказала Рихарду в ночь перед битвой. Надо надеяться на лучшее… И это было очень, очень сложно. Неизвестность пугала её всё сильнее, она словно оказалась на границе миров, между жизнью и смертью, не зная, чего ей ждать от грядущего. Кристина попыталась прислушаться к предчувствию, ведь раньше оно не подводило, всё чаще давая о себе знать. Но теперь оно молчало, не вызывая ничего, кроме удручения. А так хотелось быть сильной и уверенной, хотелось твёрдо верить, что Генрих жив, что он скоро приедет, что переговоры пройдут успешно… Переговоры… Она уже совсем забыла, зачем именно он уехал, но пока от Фарелла не поступало никакой угрозы, поэтому она и не думала об этом. Хотелось верить, что всё будет как раньше, что счастье вернётся к ней — ведь Кристина заслужила его, теперь она знала это наверняка.

* * *

В середине спалиса[19] пришла весть о смерти леди Элис.

В Нижний город въехал обоз шингстенских купцов: по рекам и трактам привезли ткани, стеклянные бусинки для ожерелий, мёд и вино, а также эти не слишком приятные вести.

Кристина испугалась. В её руках оказался лорд Шингстена, которого, по сути, следовало вернуть в Краухойз, чтобы там была хоть какая-то формальная власть… С другой стороны, юного правителя многочисленные родственники в лице Мэлтонов и Эрлихов могут легко заставить вновь обратить оружие против Нолда. И она приняла решение оставить Марека в Эори и пока не передавать ему скорбную весть о смерти его бабки. Он уже был достаточно взрослым, чтобы понимать, кем являлся.

Кристина, впрочем, не была уверена как в привязанности к мальчику более дальних его родственников, так и в любви Элис к внуку. Вдруг его жизнь для них ничего не значит? Что если тот же герцог Эрлих, или графиня Мэлтон, или кто-то ещё скажет, что плевать хотел на Марека, пусть ему хоть глотку режут, и прямо сейчас соберёт войско, чтобы ударить по Нолду и отомстить за позор?

Но рубежи с Шингстеном были укреплены хорошо; барон Аксель получил приказ беречь Серебряный залив как зеницу ока и постоянно прочёсывать нейтральные воды на предмет шингстенских кораблей.

А с управлением Шингстеном придётся решать вопрос, когда вернётся король. Он должен будет назначить регента и определить, когда Мареку всё-таки придётся вернуться домой.

Услышав новость о смерти леди Карпер, Кристина вдруг почувствовала какую-то странную тоску. Всё же, как бы то ни было, Элис была хорошей правительницей, хотя честолюбия и жажды власти ей было не занимать. Но как соперница она, несомненно, заслуживала уважения. И вот теперь её нет… Странное, очень странное чувство.

Хельмут пока оставался в Эори, и Кристина не знала, чего ещё он ждал. У него было множество шансов для того, чтобы отправиться домой, в Штольц, где ждали его сестра и сын. Насчёт Хельги ей ещё было понятно: возможно, он разозлился на неё из-за того случая, хотя и должен был понять, что она тоже пострадала, даже сильнее, чем Кристина. Но казалось, что про Эрнеста он попросту забыл. Она знала, что с мужчинами такое бывает — забывают о существовании своих детей или считают, что проблемы воспитания их вовсе не касаются, сваливают всё на своих жён, и неважно, сколько малышей в итоге им придётся тянуть на себе. Но ведь Хельмут должен помнить, что у Эрнеста матери нет, и ни Хельга, ни какие-нибудь няньки её не заменят. Он, собственно, тоже заменить не мог, но ребёнок, у которого нет матери, тем более не должен расти без отца.

Она пыталась поговорить с ним об этом, но Хельмут лишь делал глубоко печальное лицо и отмахивался. Кристина уже хотела прямым текстом выгнать его вон: никакой злости не хватало, как можно бросить своего ребёнка, он же такими темпами родного отца узнавать перестанет…

Но вдруг нагрянули спалисские ливни — то, во что превратился лёгкий, слабый дождик, шедший в день свадьбы Натали и Винсента. Небо заволокло чёрными тучами, из-за чего было жутко пасмурно даже днём, то и дело раздавались раскаты грома; дороги раскисли, превратившись в месиво из грязи, опавших коричневых листьев и жухлой осенней травы, и все проезды из Нолда в Бьёльн оказались попросту невозможны.