Она ударила флаконом по камню, разбив его рядом с моей головой, зарыдала, потом засмеялась и, наконец, отчаянно закричала.

Задержав дыхание, я пихнула ее от себя. Странно, но Шенил не сопротивлялась. Спотыкаясь, я заковыляла прочь. Стараясь не дышать, но поминутно глотая воздух, я гадала, не упаду ли сейчас же замертво. Потом, продолжая спотыкаться, бросила всего один взгляд назад, желая в последний раз убедиться, не пошла ли она за мной. Шенил сидела на тропе в той же позе, но с поднятыми к небу руками, как у празднующего победу боксера.

Вниз по склону на нее стремительно катился огонь.

Я побежала по тропе и начала быстро взбираться по склону оврага, утешаясь одной мыслью: какая разница, чем Шенил хотела меня отравить? Все равно ничего с этим не поделаешь. Я могу только бежать вперед. Может, выживу, а может, нет. О Господи… На все воля Божья.

«Заберите меня отсюда! — думала я. — Черт побери, пусть Бог придет за мной, что ли!»

Тропа круто уходила вверх, сильно мешали кусты и едкий дым. Страшно хотелось пить. Выше я увидела Табиту, выбившуюся из последних сил. Еще не утратив характера, она волочила на спине Люка. Затем посмотрела вниз, испытав просто животный ужас. Зарываясь ногами в землю, я рванулась наверх, в деталях представляя все, что должно было произойти.

Пламя уже перескочило дно оврага и теперь шло вверх по склону, отставая от меня всего на сто ярдов. В отличие от человеческих существ огонь карабкался вверх с ускорением.

Над Табитой нависал гребень оврага. Мы вполне могли спастись, добравшись до самого верха. Когда вал огня подойдет к обрыву, его встретит ветер и наверняка направит пламя вдоль гребня. Мы окажемся на другой части склона, сможем отдышаться и уйти вниз. Одно «но»: овраг слишком крутой, мы выбились из сил, и каждый шаг давался с огромным трудом.

Я снова посмотрела назад. Пламя подошло еще ближе.

Чувствуя его горячее дыхание, я сказала себе: «Рискни, Делани. Могу поспорить, ты одолеешь эту дрянь, ты победишь чудище, что идет следом. Это пламя вовсе не очистительное, оно ничего не обновляет и не балансирует экологию. И ты не хочешь, чтобы тебя очистили, обновили, превратили в удобрение… Ты не превратишься в пепел, не станешь углеродной массой или ископаемым топливом. Забудь про все и беги, беги…»

С громким криком я до предела напрягла все мышцы, набрав полные легкие — так, как не делала никогда прежде. Зная, что найду в себе силы сейчас, иначе жить будет не для чего. Услышав мой крик, Табита попыталась взбираться быстрее, но поскользнулась и упала на колени. Люк мешком свалился с ее спины.

Добежав до Табиты, я рывком поставила ее на ноги. За нашими спинами глотал кусты чапараля огонь. Он перескакивал верхом, словно лягушка, и гудел не хуже локомотива. На нас обрушились жар и дым. Горячий пепел и искры жгли кожу. Уставившись на пламя, словно зомби, Люк сел на тропу. Я согнулась над ним:

— А ну вставай, поросенок!

Мальчик оцепенел от ужаса, но все же забрался мне на спину, и я побежала вперед, чувствуя биение его сердца. Табита старалась не отстать, приговаривая:

— Держись, моя сладкая горошина.

С меня слетела последняя искра враждебности: ее просто не стало.

Вверх и вверх. Локомотив гнался за нами по пятам, изрыгая дым и пламя. «Где же гребень? — молила я. — Где же гребень?..» Край оврага скрывался в густом мареве, но я знала: он где-то рядом — и лезла вверх, плача и кашляя от едкого дыма. Наконец ветер на секунду переменил направление и отнес дым в сторону.

Я остановилась как громом пораженная. Мы почти достигли обрыва, но впереди тропу перегораживала каменная гряда, выходившая наверх. Блокируя путь, она возвышалась над нами как укрепление.

Табита сдавленно зарыдала.

Огонь был в пятидесяти ярдах. Воющая ненасытная утроба. Выбора не оставалось. Перекрывая шум, я закричала:

— Нужно забраться на камни. Это единственный шанс.

Грудь Табиты вздымалась. Задыхаясь, она кивнула.

Мы принялись карабкаться на каменные глыбы. Гряда оказалась песчаником футов около десяти в высоту, с грубой и неровной поверхностью. Взобраться по ней в нормальных условиях не составляло труда. Но только не сейчас, с Люком за спиной. Пройдя три фута, я оступилась, потеряв опору. Под ногой рассыпался камень, и я соскочила вниз, едва успев крикнуть:

— Осторожно! — Схватив Табиту за руку, я сказала: — Когда заберусь, подсадишь Люка.

Взяв Люка на руки, она кивнула. Лицо Табиты уже не выглядело изящным. Казалось, в ней появилась алмазная твердость. Я неловко полезла на камни, чувствуя, как руки и ноги отказываются повиноваться, в досаде от ощущения, что в любой момент могу потерять опору, слыша за спиной голос Табиты. Она торопила меня:

— Эван, быстрее, быстрее…

Наконец мои руки достали до края обрыва. Подняв голову, я различила сквозь дым чистый склон. Огня не было. Растянувшись на краю, я протянула руки вниз, за Люком.

Руки оказались коротки. Табита что-то сказала, и Люк с ловкостью маленькой обезьянки вскарабкался на ее плечи. Держась пальчиками за голову матери, он встал, с трудом сохраняя равновесие и тяжело дыша. Табита наступила на нижний камень. Я потянулась вниз. Слишком далеко. Она встала на камень выше.

Волна пламени тоже поднималась, и в кустах прямо под нами зашумел огонь. Люк вытянул руки. Его глаза казались пустыми, и он смотрел на меня издали, словно из другого времени.

Не достать. Табита сделала еще шаг, ступив на неустойчивую каменную опору. Камень покосился. Вскрикнув, Табита потянулась к каменной стене, стараясь удержаться. В отчаянной пляске ее ноги ходили ходуном, почти как у Элвиса. Мы встретились взглядами. Казалось, я должна была увидеть в этих глазах безнадежность, но там нашлось другое: яркий и чистый свет. Ее вера.

— Дотянись до него, Эв. — Голос Табиты дрогнул. — Люк, цепляйся.

Но Люк оцепенело замер на месте. Табита закричала:

— Ну же! Лезь на камень! Дотянись до тети Эви сейчас же! Давай!

Рука мальчика медленно приблизилась ко мне. Я схватила запястье Люка.

— Залезай, залезай! — подгоняла Табита.

Ноги ребенка заскользили по камню, но теперь он ухватился за меня обеими руками. Я потащила Люка наверх. И наконец заключила мальчика в свои объятия. Секунду я не могла его отпустить, потом приказала:

— Иди и спускайся вниз по склону. Там безопасно.

Потом повернулась, понимая, что должна помочь Табите. Растянувшись на краю, я снова опустила руки вниз. Пламя достигло почти самого верха. В двадцати футах от Табиты загорелось высокое дерево, осветившее сцену сзади неестественно красным безумным сиянием. Казалось, зарево вдруг встало до самого неба. Табита потянулась к моей руке. Я коснулась ее горячих, перепачканных кровью моего брата пальцев.

Внезапно над Табитой раздался громкий треск, и от горящего дерева отломилась огромная тяжелая ветвь. Посмотрев вверх, Табита увидела, что ветвь разворачивается, падая прямо на нее, и соскочила с камня.