Я чувствую отчаяние, и это лишает меня последних сил… Я стараюсь увернуться от этой пустоты, будто и не существует чего-то, что я позабыла, но боюсь, что скоро я не смогу больше уворачиваться и сойду с ума. Меня будто выбросило посреди океана, и я боюсь, что если просто лягу на спину и попытаюсь что-то вспомнить, то утону, поэтому продолжаю двигаться и плыть. Мне нельзя отдыхать. Я чувствую себя опустошенной в последнее время. Близкие очень поддерживают меня, поэтому я все время улыбаюсь, но не знаю, как долго смогу притворяться.

Я замолкаю и смотрю на доктора Стейша.

Он кивает, обдумывая сказанное мной, а потом начинает говорить. Но… он объясняет мое состояние с медицинской точки зрения, и на меня вдруг наваливается страшная тяжесть. Мне хочется кричать и плакать. Я готова убежать.

Конечно же, я никуда не убегаю. Вместо этого я делаю то, что делала последние несколько недель: прячу эмоции за улыбкой, и когда доктор встает и протягивает мне руку, я пожимаю ее в ответ и выхожу за дверь.

Мне жаль потерянного времени.

Как мы и договаривались, мама ждет меня на парковке. Молча проскальзываю на переднее сиденье, и мама видит по выражению моего лица, в каком я состоянии. В тот же миг ее глаза наполняются слезами, я отворачиваюсь, а она смотрит вперед, на дорогу.

Следующее, что я вижу: мы подъезжаем к пляжному домику, папина машина припаркована на подъездной дорожке позади машины Чейза.

Я не двигаюсь с места, и мама спрашивает:

– Хочешь, поедем к нам на квартиру?

Я мотаю головой, прикусываю щеку и выскакиваю из машины.

Быстро иду к дому, в глазах слезы, щеки красные.

Ребята в гостиной смотрят телик, и как только я вхожу, все поворачиваются в мою сторону.

Папа смотрит на маму, Мейсон хмурится.

Чейз встает и хочет подойти ко мне, но я бросаю сумочку на пол и пробегаю мимо него.

Мне надо… Мне надо…

Что тебе надо, Ари?

Проклятье!

Выскакиваю через заднюю дверь и бегу к пляжу. Ветер хлещет меня по лицу, обжигает кожу, но мне плевать. Я бегу вперед.

Бегу и бегу, меня душат слезы, и я сердито стираю их с лица.

Останавливаюсь, кручусь на месте и вижу его.

Ноа.

Так странно, он поворачивается в мою сторону, будто я окликнула его.

Ноа хмурится. Он сидит на краю причала, свесив ноги, хотя мне кажется, что ему хочется вскочить и подбежать ко мне.

Неожиданно я осознаю, что сижу рядом с ним.

– Не уверена, что мне хочется разговаривать. – Не знаю, почему я говорю это, ведь я сама подошла.

Ноа кивает, его брови сходятся на переносице.

Шмыгаю носом и замечаю, как подергиваются уголки его губ.

Протягиваю ему руку.

– Мы можем… помолчать вместе?

Он задумчиво облизывает губы, я с напряжением жду ответа, но когда он наконец кивает, меня охватывает странное ощущение, будто я знала, что по-другому он ответить и не мог.

Откуда я это знала?

* * *

Ноа

Ари с улыбкой смотрит на меня и протягивает мне руку. Глаза у нее красные от слез. Как только я увидел ее, я понял, что она чем-то расстроена, что она плакала и что она не захочет рассказать мне, что случилось. Ей, как и мне, нужно время, чтобы все осознать, обдумать.

В тот момент, когда наши ладони соприкасаются, мы оба чувствуем легкое покалывание, будто от острой иголки. Ари вздрагивает от неожиданности.

Она хихикает, а я не могу сдержать улыбку.

Мы встаем. Ари запрокидывает голову, чтобы взглянуть на меня, и я чувствую, как постепенно она расслабляется. Сжимая мне пальцы, она рассматривает мое лицо, и я киваю ей. Сейчас она смутится и отстранится в замешательстве, как делает каждый раз, когда оказывается слишком близко ко мне.

– Ну что, попробуем помолчать вместе? – повторяет она, и мы идем по длинному причалу, потом спрыгиваем с него на песок.

В ту секунду, когда мы оказываемся на песке, она смотрит на меня, и блеск ее карих глаз будоражит меня. Я прячу руки в карманы толстовки, она делает то же самое. Мы одни на этом берегу, только океан шумит, да и то негромко, сегодня он спокойный.

Ари идет вдоль берега. Когда мы подходим к загончику с лодками, она наклоняется и начинает отвязывать двухместный водный велосипед.

– Мне стоять на стрёме?

Обернувшись через плечо, она улыбается, и мне хочется упасть на колени перед ней.

– Это катамаран Лолли, она разрешает его брать.

Я киваю и подхожу ближе, чтобы подсадить Ари. Но ей не нужна моя помощь, она миллион раз это делала. Забираюсь на второе сиденье, и мы отчаливаем от берега.

Когда мы во второй раз проплываем мимо ее пляжного дома, она перестает крутить педали и смотрит в затянутое облаками небо.

– Тебе никогда не хотелось уехать куда-нибудь далеко и жить совсем другой жизнью? Рассказать всем, например, что тебя зовут Джон, что ты столяр, что семьи у тебя нет и что ты просто любишь путешествовать?

– Нет, – говорю я.

Ари удивленно поворачивает голову, она не ожидала такого быстрого и категоричного ответа.

– Я бы сказал, что меня зовут Макловин, – вношу ясность.

Она хохочет, ее тело сотрясается от смеха, потом она снова смотрит на небо и говорит:

– Обожаю этот фильм[42].

Я знаю.

Она опять мрачнеет, и я жду, что будет дальше.

Минуту она молчит, потом закрывает глаза, потом снова открывает их и начинает сосредоточенно отколупывать лак с ногтя на большом пальце.

– Я была сегодня у врача, первый осмотр после того, как меня выписали.

Я знал об этом. Поэтому сюда и приехал – здесь я хотя бы могу чувствовать, что как-то поддерживаю ее, даже если она об этом не догадывается.

Если бы жизнь была прежней, я бы поехал с ней, ждал бы в холле, потом держал бы ее за руку и радовался чему-то хорошему или утешал, если бы ее что-то расстроило.

Напряжение растет.

– Врачи считают, что я… эм, блокирую воспоминания, так бывает у людей, у которых… тяжелая депрессия. – У Ари на глазах слезы, она качает головой. – Откуда же мне знать, в чем проблема, если я не могу вспомнить, была ли у меня депрессия?

Беззвучные рыдания сотрясают ее тело, и она отворачивается. Я вижу ее отчаяние и не могу этого вынести. Я не могу просто молчать.

Ари хочет сама все вспомнить, но ей нужна хоть какая-то опора. Ей нужно знать, что все в порядке, что все наладится.