Мадрид. Испанский монарх сообщает, что перелёт вызвал небывалый ажиотаж.

— Скажу больше: в Испании наблюдается взрыв любви ко всему русскому. Особенно популярны Вы, Пётр Николаевич, авиаторы и русские врачи. Известие об излечении короля испанцами встречено с невероятным восторгом. Кстати, об излечении: ко мне обратился известный учёный Роберт Кох…

— Как же, знаю о таком. Это он открыл палочку Коха, возбудителя туберкулёза?

— Совершенно, верно, это он. Герр Кох предлагает создать сеть больниц и санаториев в Германии и России, где на основе его методов диагностики и русских лекарств будут лечиться больные чахоткой. Таким образом, мы избавим наши страны от страшной напасти.

— Вильгельм, я совершенно согласен, и готов поучаствовать в деле личными капиталами, поскольку казна империи, увы, пуста. Но мы ещё заработаем на своих клиниках, поскольку в России и Германии мы отработаем методики, а потом будем строить туберкулёзные больницы в других странах. Платные. За плату будем лечить иностранцев у себя. Согласны с такими планами, Вильгельм?

— Согласен.

— Вот и прекрасно. И можете порадовать господина Коха: русские фармацевты синтезировали ещё несколько лекарственных средств, и сейчас отрабатывают технологию промышленной выделки препаратов.

* * *

Вильгельм ушел, а я отправился в Университет, где мне обещали показать новинки, созданные химиками. Правда, очередной раз убедился, что быть царём довольно скучно и очень стеснённо. Хотел я, понимаешь, прогуляться до Университета пешком, но путь мне преградил жандармский поручик.

— Ваше императорское величество, благоволите дождаться автомобиля.

— Здесь же рядом!

— Расстояние ничего не значит, безопасность, прежде всего.

— Поручик, Вы мне мешаете.

— Ваше императорское величество, я исполняю инструкцию, подписанную Вами же.

Наглец. Но молодец, службу знает и не боится потребовать у охраняемого лица следования правилам.

Ну ладно, дождались машину, загружаемся. Надо сказать, автомобиль получился очень даже приличный, даже по меркам моего будущего. Эдакий угловатый, с огромным хромированным радиатором, обширными крыльями, огромными фарами… Брутальный красавец тёмно-синего цвета, с белыми колёсами. Пока усаживался, вокруг стали собираться зеваки, разглядывающие и меня и автомобиль.

— Поручик!

— Слушаю, Ваше императорское величество.

— Назовитесь, как Вас звать-величать. И пока одни, называйте просто по имени-отчеству.

— Слушаюсь, Пётр Николаевич. Я поручик Синцов Евгений Израилевич.

— Из иудеев?

— Нет, Пётр Николаевич, из алтайских староверов.

— Из староверов… Нечасто я вашего брата встречаю.

— Ну что Вы, нас много, просто мы внешне ничем от нововеров не отличаемся.

— Я слышал, что староверы обязаны носить бороды.

— Да, в некоторых общинах есть такое, но не во всех.

— Я хотел бы побеседовать с Вами, Евгений Израилевич, в свободное время.

— Когда Вам будет удобно, я в Вашем полном распоряжении.

— Вот и договорились. О! вот мы и приехали. Держитесь рядом со мной, Евгений Израилевич, возможно, мне понадобится Ваша помощь.

— Слушаюсь! Подождите секундочку, по протоколу я должен открыть Вам дверь.

На Университетской линии меня встречала огромная толпа народу: руководство университета, профессура, преподаватели и студенты. Студенческий хор пропел нечто бравурное, не «Gaudeamus igitur», но тоже на латыни.

Ректор произнёс приветственную речь, я в ответ тоже что-то сказал, а потом, когда речь произносил кто-то другой, поймал за рукав ректора и сердито ему прошипел:

— Уважаемый, Иван Ефимович, у меня крайне мало времени, а Вы заставляете бездарно терять его!

— Простите великодушно, Ваше императорское величество, но как только пронёсся слух о Вашем визите, буквально все бросили свои занятия, и пришли повидаться с Вами. Вот и я, грешный, тоже не удержался.

— Так, говорите, всё вышло спонтанно?

— Именно так. Ваше императорское величество! Вы не представляете степени собственной популярности в студенческой и вообще в образованной среде.

— Откуда бы ей взяться?

— Вы авиатор, Вы талантливый химик, Вы прекрасный механик и Вы же, даровитый композитор. Наконец, Вы сделали то, о чём мечтают все русские люди с тысяча восемьсот пятьдесят шестого года: Вы устроили англичанам хорошую трепку.

— Я хотел поговорить с химиками, а тут такое столпотворение.

— Прошу Вас, Ваше императорское величество, произнести более пространную речь, дабы удовлетворить собравшихся преподавателей и студентов других факультетов.

— Хорошо, Иван Ефимович, скажу, только и Вы не сильно удивляйтесь.

Люди, стоящие передо мной, любезно расступились, и я снова поднялся на импровизированную сцену из тесно составленных деревянных ящиков.

— Дорогие мои универсанты! Сегодня я собирался посетить довольно тесный кружок учёных специалистов, а попал на громадное собрание. Простите великодушно, но я совершенно не готовился к выступлению перед столь обширной аудиторией, но приходится. И уж коли вы озадачили меня спонтанным выступлением, то и я озадачу вас неожиданной задачей.

Люди слушали меня затаив дыхание.

— Мне пришла в голову мысль, что Санкт-Петербургский университет, как и лучшие из университетов Российской империи, нуждается в