не было известно. А жертвы были. Вернулся он совершенно промороженный, но зато с десятью неповторимыми отснятыми кассетами, и после прилетел в Алма-Ату показывать черновой материал руководству студии.

Юрий Константинович успел еще посмотреть несмонтированные кадры — Глеб возил на «Телефильм» его и Валю, а Валентина Григорьевна не смогла отлучиться, потому что кто-то должен был остаться с Николкой.

Было очень трогательно, как гордилась Глебом Валя. Она привыкла, что отец не давал себе поблажек, когда дело касалось дела, и погибал от жажды в песках, и тонул в реках, но всегда — снова пускался в дорогу. И была рада те же качества находить в муже. А Глеб своего отца вообще не помнил, отец погиб под Ельней, мать умерла вскоре после войны, и воспитывался он в Саратове, у одинокой тетки, старшей сестры отца. Тетка тоже умерла до того, как он окончил институт. И Валя, и ее семья стала для Глеба воплощением того, чего он сам был лишен. Они как-то быстро сдружились с Юрием Константиновичем, хоть и не часто виделись.

Николка покапризничал — добивался, где мама и почему нет папы, раз его фильм уже кончился и по телевизору идет совсем другое… С их отсутствием его примирило то, что не надо было купаться. Не шла, оказывается, горячая вода, что-то переключали после зимнего отопительного сезона. А греть воду для его купания было уже поздно. Валентина Григорьевна уложила Николку и посидела рядом. Он для порядку поворочался, покряхтел, но вскоре раздалось ровное его дыхание. Сама она ложиться не собиралась. В последние недели заснуть без снотворного ей не удавалось, а если сейчас принять, то она ведь проснется с приходом ребят и до утра не сомкнет глаз.

В темной комнате она постояла у окна. Когда десять лет назад они получили эту квартиру, из окна открывался чудесный вид на горы, синие от леса, покрывавшего их склоны, на снеговые шапки, которые летом подтаивали, но на самых вершинах сохранялись и в июле, и в августе. Постепенно деревья дотянулись до третьего этажа и выше, и горы можно было увидеть зимой, расчерченные голыми мокрыми ветками. «Передний план… Крупно — ветки, а на дальнем плане остроконечные горы», — говорил Юрий Константинович, поддразнивая Глеба. Глеб после телевизионной режиссуры переходил в кино и любой пейзаж рассматривал с единственной точки зрения: как это потом будет выглядеть на экране. Сейчас вот опять — горы уже не просматривались, деревья успели покрыться листвой. И только луна в полнолуние неярко просвечивает сквозь нее.

На следующий день ей позвонила Вера Васильевна, жена Александрова. Всю почти жизнь рядом — на разных стройках и в экспедициях, в степях, в горах, в пустыне, где сам черт задохнется в песчаной буре…

— Знаешь, какие эти мужики — трусы? — сказала она. — Мой не хочет, видишь ли, тебя огорчать…

— А что такое? — встревожилась Валентина Григорьевна.

«Такое» — касалось проекта Юрия Константиновича. Вернее, даже не проекта, а одной существенной поправки, которую он внес месяца за два до болезни. О необходимости обводного канала на одном из участков трассы. Это могло показаться ничем не оправданным расходом, но заметный выигрыш достигался при последующем сельскохозяйственном освоении зоны основного канала. Ляпунов из министерства с самого начала был против, а сейчас — тем более… Доказывает, — когда понадобится обводной этот канал, и если он понадобится, тогда о нем и надо будет вести речь. Юрий Константинович еще успел решительно возразить ему: нет, речь надо вести именно теперь. А если откладывать обводной канал на неопределенное будущее, это потребует впоследствии и дополнительных усилий, и дополнительных затрат. И планируемые совхозы не удастся расположить в наилучших условиях. С его доводами склонны были согласиться, это Валентине Григорьевне, очевидно, известно. А сейчас, сказала Вера Васильевна, подготовлен проект приказа, на варианте Нестерова ставится крест, и вот-вот приказ пойдет на подпись к замминистра.

— Что же делать? — растерянно спросила Валентина Григорьевна. — Я оторвалась от них от всех и просто не знаю… Ума не приложу — что делать?

Вера Васильевна сердито ответила:

— Мой Александров, хоть и отказался наотрез тебе звонить, сколько я его ни ела, все же добился одного — ему удалось задержать прохождение приказа. Назначили комиссии. Эксперты…

— А кого?

— Ну, входит в нее он сам, естественно. Еще кто-то из треста, я их не знаю…

— И Ляпунов?

— Уж конечно! Для равновесия мнений и точек зрения. Ждут Сегизбаева. Сегизбаев в Париже. Там ЮНЕСКО проводит очередной конгресс по дренажу.

Вера Васильевна посоветовала — посмотреть в бумагах Юрия Константиновича, может быть, остались какие-то дополнения, наброски, заметки — в защиту его варианта.

Вале Валентина Григорьевна ничего не сказала об этом звонке. У Вали были свои заботы: она подготовила большую передачу об институте химии, а главный редактор безжалостно вырезал два интервью и наставительно сказал: «Привыкайте, что у нас республиканское радио, не ваше областное, и мельчить тему не надо». Валя особенно злилась из-за того, что не нашлась, как ему ответить — вежливо, твердо и непреклонно.

И все же она узнала о непредвиденных отцовских сложностях. В субботу Валентина Григорьевна гуляла днем с Николкой — он копался в песке, а тут некстати позвонила Вера Васильевна — передать последнюю сводку, что Сегизбаева ждут к концу следующей недели. Валя оказалась в глупом положении. Она не могла понять, почему так важен для них его приезд. Вера Васильевна театрально вздохнула: «Вечно мы, матери, своих кутят стараемся от всего уберечь», — и рассказала ей, что происходит.

Они вернулись с прогулки, и Валя встретила их очень сухо:

— Я, конечно, понимаю, что инженер Нестеров был твоим мужем. Но мне-то он все же отец…

Глеба при этом не было. Он вчера неожиданно улетел в Москву — сдавать «Целинных шоферов» на союзный экран.

Николка ел свою манную кашу и мог беспрепятственно размазывать ее по всей тарелке, потому что мать и бабушка разговаривали.

Валя сказала:

— А почему папа не стал академиком? Ну, хотя бы доктором наук?..

— Это надо долго думать, чтобы сказать такое! — возмущенно ответила ей Валентина Григорьевна. — Его ученики теперь ходят в докторах и академиках, это — да! А у него был другой характер. Не лучше и не хуже, а другой. Если возникал вопрос — садиться за долгое оформление диссертации или ехать на новый канал, новую плотину, твой отец никогда не колебался. И я его в этом поддерживала. У него фамилии была, вместо званий и степеней. Нестеров сказал… Нестеров не советует… А вы обращались к Нестерову?.. Ну, а что касается титулов и званий, так он заслуженный гидротехник двух республик: Казахской и Туркменской.

Валя примирительно прервала ее:

— С этим, конечно, приходится