на него. Потом, словно кто-то толкнул ее сзади, девчушка упала ничком, прижав ладони к земле. Натан шагнул вперед, желая удостовериться, что с ней все в порядке, но девочка взвизгнула и еще сильнее вжалась в землю, словно пыталась распластаться с ней вровень.

Он подошел к ней. Девочка что-то бормотала себе под нос, повторяя снова и снова. Он не мог разобрать слов, но опустился рядом с ней на колени и взял ее за руку. Ее кожа была коричневой, словно кожура конского каштана, который показывала ему книга, но запыленной и тусклой. Когда он прикоснулся к ней, пылинки на ее коже вспыхнули, а волоски зашевелились, сморщиваясь и опадая. Кожа девочки отразила его сияние, сделавшись горчичного оттенка. Потом он убрал руку, и она вновь стала коричневой.

Девочка забилась в грязь и скорчилась там, трясясь и что-то бормоча.

Натан отступил от нее и отвернулся. Вокруг собрались другие – они стояли, как и девочка, держа на поводу своих животных, и когда Натан повернулся к ним, тоже упали на землю и простерлись ничком. Казалось, будто он обладает силой швырять людей наземь одной лишь силой своего внимания.

Они были прекрасны. Их тела были раскрашены во все цвета, какие только можно вообразить, и украшены бантами, цветными камнями и вплетенными в волосы лентами.

– Где Адам, брат Беллоуза? – прокричал Натан, но никто не поднял головы.

Теперь отовсюду слышался колокольный звон. Ну, разумеется, они забили тревогу! Неужели он был настолько глуп, чтобы воображать, будто может в открытую заявиться сюда, будучи агентом Господина, врага их Госпожи, и его никто не узнает? Что его не примут здесь как незваного гостя? Натан сжал кулаки – и чем крепче он их стискивал, тем ярче становилось льющееся от него сияние силы, тем сильнее пульсировали волны света, исходящие от его рук.

Подойдя к ближайшему шатру, он откинул полог. Внутри был очаг, шест, несколько циновок, кухонная утварь. Две пожилые женщины плели ленты возле огня.

– Где Адам? – спросил он, сперва на языке Мордью, потом на том, которому научила его книга.

Женщины не ответили ни на один из вопросов, но простерлись перед ним ниц.

То же самое повторилось в следующем шатре и в следующем за ним.

Где в этом месте можно держать человека в заточении? Где его могут прятать? Натан бегал от шатра к шатру – но для Адама, если только его не превратили в козла и не заперли в загоне, здесь места не было.

Чем дальше он заходил в город, если это можно было назвать городом, тем больше и пышнее становились шатры, тем больше людей в них помещалось, однако он по-прежнему не видел такого места, где можно было бы держать пленника. В Мордью, в Торговом конце, имелись запирающиеся двери, подвалы и чердаки, каталажки и подземелья – множество мест для содержания в заключении похищенного человека. Но здесь все было нараспашку, ничто не пряталось от других, а люди добровольно уничижали себя перед ним.

– Где Адам? – кричал он, но никто не давал ответа.

Натан сел на землю. Нужно было подумать. Ничто здесь не напоминало то, к чему он привык, и он не знал, что делать. Его рука потянулась к медальону, как часто бывало в Особняке, но медальона на месте не было. Что ему следовало думать? И о чем думать не следовало? Хорошо бы Беллоуз был рядом! И Господин…

Он скрестил ноги, и земля под ним просела; в почве открылись трещины в палец толщиной. Натан моргнул. Что за странное место! Или это он странный? Он набрал в рот слюны, чуть-чуть раздвинул губы и дал ей вытечь наружу: ему хотелось посмотреть, как она упадет в трещину, проследить ее путь в глубину. Однако слюна вскипела на его губах прежде, чем это успело произойти.

Натан сунул палец в трещину, и воздух вокруг пальца задрожал, а земля почернела.

Да что это с ним?

Он огляделся: чернело и дрожало все кругом. Чем дольше он сидел, тем больше выжигал мир вокруг себя.

Из дальнего шатра вышел человек – расстояние было таким большим, что Натан, подняв руку, мог измерить его рост расстоянием между кончиками большого и указательного пальцев. Натан помахал ему, и человек помахал в ответ.

– Ты не видел Адама? – крикнул ему Натан.

Тот поднес к уху сложенную горстью ладонь.

– Адама! – повторил Натан. – Ты не видел Адама?

Но человек по-прежнему не слышал, и поэтому Натан поднялся и подошел к нему, и от человека остался лишь пепел.

Натан закрыл глаза, но мир внутри его головы был таким же странным, как и снаружи. Там были алифоньеры – призрачные, но совсем как настоящие, до мельчайших деталей. Там были только что виденные им женщины и дети: ряды привидений, преклоняющих перед ним колени, словно он был их Господином. Теперь к ним присоединился и человек, которого он только что звал, – которого он сжег дотла. Он подходил к Натану, улыбаясь, готовый заговорить. Положил ладонь ему на грудь, туда, где лежала книга. На его губах сформировалось слово…

Натан открыл глаза – его вновь окружал пылающий мир.

Книга напротив его сердца была горячей. Она напоминала ему о его долге: о Пирамиде, о Госпоже.

«Не сходи с праведного пути».

Книга настаивала.

С глубоким вздохом Натан двинулся вперед. Там, куда он шел, звонили колокола, но при его приближении звон затихал, словно чаши плавились от его света.

Под пылающим солнцем с ясного неба шел серый снег – падал крупными дымящимися хлопьями, края которых тлели оранжевым под раздувающим их ветерком. Впереди у столба полоскались привязанные веревки воздушных змеев, но сами змеи уже пылали. Стаи шелковых драконов, отпущенных на волю, взмыли в небо и потихоньку опускались по широкой дуге; оторвавшаяся с одного конца гирлянда хлопала и хлестала по земле. Воздушные шары смогли наконец покинуть свой причал.

Куда бы он ни повернулся, люди (а их теперь было множество: чем ближе к пирамиде, тем толпа становилась гуще) простирались перед ним, словно его тут ожидали, словно он был их божеством. Когда при его приближении их волосы вспыхивали, одежды охватывало пламя, кольца, ожерелья и браслеты плавились и стекали в сухую землю, где уже лежал их пепел, они принимали это молча. Он закрывал глаза – и снова видел перед собой их улыбки.

Он шел вперед, и опоры шатров, уже лишившиеся ткани, занимались огнем, отбрасывая багровые тени. Казалось, сама тьма пыталась скрыться от него, ерзала, прячась за предметы, форму которых она принимала, – до