Фиона снова и снова перечитывала короткую заметку.

Она не знала, что у Шейна были младшие братья. Он ничего не рассказывал о смерти отца — говорил, что старик уехал в Англию, бросив семью.

Что подумала его мать, когда в дверь позвонила полиция?

Его братья, должно быть, еще совсем юные, может, даже учатся в школе. Каково им узнать о смерти уехавшего брата?

Удивительно, но ни один из этих вопросов не трогал Фиону. Ее не интересовали ответы. Она как будто читала новости о совершенно незнакомом человеке. Но ведь именно ради него, чтобы путешествовать с ним по миру, она когда-то ушла из дома. От этого мужчины она с такой радостью ждала ребенка.

Шейн ударил ее, и случился выкидыш. Но даже тогда она продолжала верить, что он вернется и они проживут вместе всю жизнь. Возможно, она была безумна?

Но хотя сейчас Фиона не испытывала к Шейну О’Лири никаких чувств, некоторые вопросы нельзя было оставлять без ответов.

Вопросы, касающиеся ее самой. Например, способна ли она вообще хоть с кем-нибудь построить нормальные отношения? Она покрутила кольцо на пальце. Реальность казалась как никогда расплывчатой.

Она надеялась, что ни мама, ни Барбара не увидят статью в газете. Она не хотела ничего обсуждать, не хотела даже думать об этом.

* * *

Отец Флинн не мог смириться с мыслью, что в его центре будет кабак, где незаконно торгуют спиртным. Он не позволит гостям проносить алкоголь “под полой”. Или у него хватит ответственности все устроить по закону, или ничего не будет. Свадьба — слишком важное мероприятие, чтобы позволить подобному вопросу повиснуть в воздухе.

Он прочитал условия последних законов о здравоохранении, после чего подал заявку на получение лицензии в Комитет по охране здоровья и обеспечению безопасности. Он получит лицензию, и больше никаких подпольных винных лавок. Однако не все одобрили его поведение.

Джонни сказал, что алкоголь на распродаже в супермаркете стоит в два раза дешевле. Джеймс посетовал, что с этими чиновниками никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Брайану может достаться какой-нибудь адов бюрократ.

Отец Брайан хотел обсудить все с Фионой, но ее эта тема, очевидно, не заинтересовала. Кажется, ее мысли были где-то далеко, она смотрела сквозь отца Брайана, не видя и не слыша его.

Молли и Морин купили прекрасные наряды к свадьбе и отлично прогулялись: заботливый персонал, чай и сэндвичи прямо в магазине. Там можно было бы провести ведь день. Что они, в общем-то, и сделали. Надо отметить, что купленные наряды были вполне благоразумными, никаких глупостей на один раз. Их можно надевать снова и снова, был бы повод. Вот, например, крестины. Они радостно захихикали.

Владелица “Главного праздника” заметила, что они ведут себя очень спокойно, не суетятся, в отличие от большинства матерей в подобной ситуации. Если бы со всеми клиентами было так легко иметь дело. В итоге Морин и Молли накупили неимоверное количество вещей и согласились, что это был лучший шопинг в их жизни.

Но как они ни пытались, им не удалось заинтересовать купленными нарядами Фиону. Она казалась отрешенной и глубоко погруженной в себя.

* * *

В понедельник в клинику вошла Аня.

Она долго смотрела на Эми, бегающую туда-сюда с чашками кофе.

— Вы, должно быть, та самая полячка, святая Анна. — Эми первая нарушила молчание.

— А вы — Эми, дочь Питера Барри?

— Да. Ну что ж, вы вернулись, я ухожу, да?

— Я не святая Анна. Мне просто повезло, что меня готовы взять обратно.

— Ну-ну, рассказывайте. Они тут все от вас без ума!

— А вам здесь понравилось?

— Да.

— Утром я была в больнице. Они ищут сотрудников для “скорой помощи”: делать записи на месте, чтобы сестрам потом проще было выполнять их обязанности.

— Это же территория Фрэнка Энниса?

— Да, поскольку вся больница в некотором роде подчиняется ему.

— Но разве он не наш природный враг? — спросила Эми.

Аня рассмеялась.

— Вижу, я вернулась как раз вовремя. Вы практически полностью переняли наши ценности.

Аня и Карл не могли поверить в свое счастье: Бобби снял для них новенькую квартиру.

— Мы не можем принять такой подарок, папа. — У Карла в глазах стояли слезы.

— Зачем же я трудился всю жизнь, если не могу подарить тебе дом? — Бобби весь лучился от удовольствия.

— Но это… это слишком! Тем более что ты собираешься продавать особняк и покупать что-то вместо него. Ты не можешь тратить деньги еще и на нашу квартиру.

— Мы будем платить за нее сами, Бобби, — сказала Аня. — Я просто возьму еще подработок. Это несложно.

— Нет, девочка, ты продолжишь отправлять деньги матери. Ведь ради этого ты приехала в Ирландию.

— О, она так счастлива, Бобби! Вы бы видели, во что мы превратили ее домик! Даже сестры мною довольны. А это большая редкость.

— Ты со всеми познакомился, Карл?

— Да. Они были очень радушны. По крайней мере мне так показалось. Я ведь ни слова не понимал!

— О, Карл, они были очень, очень радушны!

Бобби прокашлялся.

— Розмари очень сожалеет о произошедшем недоразумении… — начал он.

Лицо Карла словно окаменело, но Аня положила руку ему на плечо.

— Пожалуйста, скажите ей, что та история забыта. Если подумать, все обернулось к лучшему. Нам всем пришлось сделать то, чего мы так долго хотели.

— Я не уверен, что Розмари хочет переезжать, но это неизбежно. Она привыкнет. А ты очень великодушна, Аня, и обладаешь удивительным талантом видеть в жизни хорошее.

— У меня в жизни много хорошего, — заметила она.

— Карл, я подумал…

— Нет, отец. Пока еще нет. У меня душа не настолько открытая и добрая, как у Ани.

— Было бы желание, — улыбнулась Аня.

— Возможно, когда-нибудь…

— Надеюсь, это случится скоро, Карл, и твой отец даже в это сложное и суетное время сможет наслаждаться миром и покоем.

— Может быть. — У Карла явно не было желания продолжать разговор о матери.

Аня купила на рынке ткань для свадебного платья Фионы — кремово-желтый индийский шелк. Платье будет просто восхитительным.

Фиона стояла, как статуя, подняв руки вверх, пока Аня снимала с нее мерки и закалывала по фигуре выкройку из дешевой ткани, которая послужит основой для настоящего платья. Фиона почти ничего не говорила. Она не расспрашивала Аню про поездку в Польшу, про новую квартиру, не поинтересовалась, что сказал Карл, когда вошел в дом ее матери.