Вителлий выглянул в окно и убедился в том, что задок повозки уже скрылся в тени под аркой, однако находившиеся во дворе люди не отправились следом: они стояли, прислонившись к стенам, и чего-то ждали. Несколько человек присели на корточки под воткнутым в настенный держатель факелом и, чтобы убить время, принялись играть в кости.

— Какого хрена они ждут? — пробормотал Вителлий. — Валите отсюда, ублюдки…

Но те и не думали валить. Ждали неизвестно чего, и с каждой минутой этого затянувшегося ожидания прятавшимся в башне римлянам все больше становилось не по себе.

— Надо что-то делать, командир! — прошипел наконец Миниций, стукнув кулаком по ладони. — Если мы застрянем тут, можно считать себя покойниками.

— Да, похоже на то, — согласился Вителлий. — Но они-то чего здесь торчат?

И тут, словно в ответ на его вопрос, снова послышалось громыхание колес по камням. Во двор вкатила давешняя повозка, и пираты поспешили к ней. Теперь она была нагружена не оружием, а наспех перевязанными ранеными, которых их более крепкие товарищи снесли отлеживаться в подвал. Как только подвода освободилась, люди во дворе снова принялись вытаскивать из-под башни и грузить на нее оружие.

Вителлий поднял взгляд, и тут сердце его упало. Чернильно-черные силуэты гор по ту сторону залива отчетливо проступали на фоне начинавшего светлеть неба.

— О, нет!..

Миниций резко развернулся к нему.

— В чем дело, командир?

— Мы затянули со временем. Скоро рассвет!

— Надо что-то делать, командир! Немедленно!

— А что ты предлагаешь, центурион?

Последовала заминка, потом Миниций тихо промолвил:

— Спуск по скале. Придется рискнуть.

— Но ты слышал Аякса. Это невозможно!

— Надо попробовать. Пошли одного из твоих людей на ту сторону, пусть взглянет.

— Нет никакого смысла. Аякс сказал…

— Аяксу, командир, и соврать недолго. С чего мы должны принимать на веру все, что он скажет? Так или иначе, пошли человека проверить.

Вителлий раздраженно нахмурился, выглянул наружу и убедился, что небо стало еще светлее. Времени оставалось в обрез. Он поставил шкатулку на стол и повернулся к остальным.

— Ладно. Я сам пойду взгляну, что да как.

Уже у выхода трибун задержался и бросил через плечо:

— Требий, идем со мной, а то вдруг я на кого-то наткнусь.

— Есть, командир.

Вителлий обратился к Миницию:

— Следи за пленником и не подходи к окну. Мы ненадолго. Как вернемся, постучим дважды, чтобы ты нас узнал.

Когда дверь за ними закрылась, Миниций выждал, пока стихнут удаляющиеся шаги, повернулся к другому телохранителю и с улыбкой сказал:

— Мне любопытно, что там в свитках. А тебе?

Сил пожал плечами:

— Наверное.

Миниций почесал подбородок и продолжил:

— Ну, не может же быть, чтобы все дело было в простой писанине. Тут должно быть что-то еще: может, дело в шкатулке или в ней что-то другое спрятано, а? — Он склонился над шкатулкой, нахмурился и ткнул пальцем в знак на крышке. — Что это такое?

Телохранитель подошел и взглянул на указанное центурионом место.

— Не знаю. Царапина или скол какой-то.

— Ты присмотрись получше…

Он отступил, давая Силу побольше места, и тот склонился над шкатулкой, напрягая зрение. Центурион сжал рукоять меча.

— Чего тут смотреть, нет ничего…

Миниций выхватил меч и с резким замахом обрушил его на шею телохранителя. Удар рассек мышцы и шейные позвонки. Миниций отдернул меч, готовый к новому удару. Из перерубленной шеи ударила струя крови, глаза Сила удивленно расширились. Он осел на пол, в растекающуюся под ним лужу крови, дернулся и затих.

«Парень был прав», — в отчаянии думал Вителлий, когда они с Требием забрались обратно в башню и осторожно следовали к покоям Телемаха. Они побывали на краю утеса, у подножия башни, слышали, как шумит и плещется внизу, среди скал, море, и, хотя было еще почти совсем темно, убедились, что бежать этим путем невозможно. Им удалось найти только одно место, где склон, пусть и крутой, казался более-менее пригодным для спуска, и Вителлий велел Требию его опробовать. Но тому удалось спуститься лишь на дюжину локтей: дальше шла отвесная, гладкая стена, и ему пришлось карабкаться обратно.

Таким образом, они были заперты в цитадели до тех пор, пока пираты оставались во дворе, а по мере того как светлело небо, их шансы вернуться прежде, чем будет обнаружено отсутствие Аякса, становились все более призрачными. Конечно, вступая в эту игру, Вителлий отдавал себе отчет в том, насколько она при столь высоких ставках рискованна и смертельно опасна, однако сейчас, почувствовав себя в западне, жалел, что ему вообще довелось узнать об этих проклятых свитках.

Тихонько подобравшись к двери, трибун поднял кулак и, как было оговорено, дважды постучал костяшками о грубые доски, потом приоткрыл дверь и вступил в тускло освещенное помещение. Аякс снова сидел за столом и, когда трибун в сопровождении Требия вступил в комнату, встретил их сардонической улыбкой. Вителлий, в его нынешнем, напряженном и отчаянном состоянии, при виде ухмылки на физиономии юнца не смог сдержать гнева:

— Чего это ты развеселился? Где…

Послышался глухой удар. Требий охнул, и Вителлий, мгновенно обернувшись, увидел на лице своего телохранителя изумленное выражение. Оба они, трибун и его наймит, смотрели на острие меча, выступившее на палец из груди Требия. Затем тело телохранителя дернулось от полученного сзади толчка, и острие исчезло, оставив разрез в тунике; спустя миг материя пропиталась темной кровью. Еще одно содрогание, и Требий рухнул на колени. Подняв взгляд, Вителлий увидел выступившего из тени за дверью с окровавленным мечом в руке центуриона Миниция. Требий, которого повело назад и в сторону, посмотрел на него изумленным взглядом; потом его глаза закатились, и он упал.

Вителлий замешкался лишь на миг, но когда его рука дернулась к висевшему на поясе мечу, Миниций ступил вперед и приставил острие своего клинка к горлу трибуна.

— Не надо! Не трогай оружие!

Аякс поднялся из-за стола, и, увидев у него меч, Вителлий понял, что сопротивление в таких обстоятельствах бесполезно. Он выпустил рукоять меча, опустил руку и уставился на Миниция.

— Что означает это предательство?

Миниций улыбнулся.

— Давай, давай. Уж если кому и пристало говорить о предательстве, так это такому безупречно честному малому, как ты.

— О чем ты вообще толкуешь? Что?..

— Остынь, трибун. — Не сводя глаз с Вителлия, Миниций обратился к Аяксу: — Малец, сбегай-ка за людьми. И пусть сюда придет твой отец.