Перечитав заново фамилии, напротив которых стояли цифры, перечисляющие ассортимент скудного пайка и медикаментов, Филипп почувствовал, как озноб пробежал по его телу от понимания, что он в буквальном смысле нашел «скелет в шкафу», но, к сожалению, вопросов по этому поводу задать он никому не мог… Он мысленно поблагодарил собственную интуицию, толкнувшую его покопаться именно в этой стопке пожелтевших документов и, вчитываясь в сухие строки, начертанные на обтрепанных ломких листках, подумал, что, похоже, сюда, в Академгородок, свозили ученых, «вычеркнутых из списка живых», которые обезличенно, без имен и прав, продолжали свою работу. А это, зная русских, может иметь ой-ёй-ёй какие последствия…

Филипп срочно доложил о своей находке руководству за океан, реакция которого не заставила себя долго ждать – ему тут же поручили выяснить, кто еще из генетиков проходил через Академгородок, над чем они работали, где велись работы, и нет ли у института, созданного только в конце шестидесятых годов, своего более старого предшественника, какой-нибудь секретной лаборатории или центра, где велись бы генетические исследования…

Филипп только крякнул от поставленной перед ним задачи и стал, что называется, рыть носом землю, пытаясь подняться по служебной лестнице до такого уровня, чтобы иметь возможность дотянуться до подобной информации. Потому он был счастлив, когда ценой большой, кропотливой работы и умелого обхождения с институтским начальством стал приближенным человеком руководителя института, затем его референтом, а вскорости и ученым секретарем всего института.

Впрочем, академик Вахрушев не торопился раскрываться перед Филиппом, и лишь однажды обмолвился, попросив побыстрее подготовить ему какие-то необходимые бумаги в связи с тем, что «дела в одном из наших филиалов» заставляют его срочно уехать.

Упоминание о филиалах насторожило Филиппа, поскольку официально никаких филиалов за институтом не числилось. Он и это доложил своему руководству, которое решило проверить международную деятельность института, и в девяносто седьмом году неожиданно были обнаружены интересные детали, чрезвычайно насторожившие ЦРУ. Выяснилось, что интересующий их Институт репродуктивной генетики поставлял в западные клиники довольно большое количество человеческих органов для трансплантации, получая за это достаточно крупные суммы и приобретая на них новейшее медицинское оборудование. Но особенно смутило американскую разведку не столько количество органов, сколько их качество и удивительная гистосовместимость с организмом пациентов, о чем говорилось в истории болезней людей, которым были имплантированы «русские запчасти».

Филиппу было поручено выяснить происхождение этих органов, но, сколько он ни вынюхивал, следов органотворчества в институте ему обнаружить не удалось. Он даже пошел на риск и влез ночью в институтскую бухгалтерию, надеясь в документах обнаружить счета на получение и отправку органов, но ничего такого он там не нашел. Оставалось только предположить, что либо за всем этим скрывалась большая афера, либо вся документация вместе с самими органами проходила через другую организацию. А вот что это за организация – нужно было выяснить.

Как– то в приватном разговоре с Вахрушевым, сославшись на книгу «Русский транзит», Филипп попробовал вскользь затронуть тему органов, нелегально поставляемых за границу, насколько, мол, эта подпольная торговля органами серьезна, и уловил быстрый и даже испуганный взгляд академика.

Буркнув что-то неразборчивое, типа: «не читаю беллетристику», Вахрушев поспешил поменять тему и вскоре закруглил разговор вообще.

Филипп еще несколько дней после этого ловил на себе его настороженные взгляды, и решил больше не нарываться. Именно тогда ему и пришла в голову идея подбить Вахрушева на проведение какого-нибудь мероприятия, которое бы позволило приоткрыть завесу тайны над «филиалами» института и потоком органов, поставляемых институтом в западные клиники, причем поставлявших вроде бы официально, но почему-то настолько законспирированно, что это скрывалось даже от самих работников института.

Филипп начал исподволь внушать Вахрушеву мысль о необходимости проведения научной конференции по теме: «Медико-генетические аспекты трансплантологии», постоянно ссылаясь на существующие медицинские проблемы с лечением заболеваний, от которых можно было бы успешно избавить людей с помощью замены пораженных органов. При этом он старался обставить дело так, чтобы Вахрушев сам пришел к выводу о необходимости проведения такой конференции. И, в конце концов, Филипп добился своего… Более того, его даже включили в число ответственных за подготовку и проведение конференции, что играло ему на руку, поскольку ему теперь нужно было понять: будут ли присутствовать на конференции ученые из «филиалов» института, и если да, то кто они, и как выйти на них с целью получения нужной ему информации и при этом не раскрыться.

Ответ на вопрос «кто?» он получил от самого Вахрушева, который вызвал его за две недели до конференции и сообщил, что вместо член-корреспондента РАН Граховского Генриха Модестовича в программу конференции придется включить другого докладчика, вернее, докладчицу – доктора медицинских наук Вербицкую Есению Викторовну, которая прибудет на конференцию с сопровождающим, и поэтому нужно забронировать в гостинице номер-люкс со смежными комнатами.

Пометив у себя в блокноте это изменение, Филипп осторожно задал вопрос, который у него давно вертелся на языке еще по поводу Граховского:

– А от какой организации будет доклад?

Подняв на него тяжелый взгляд, Вахрушев слегка раздраженно сказал:

– От нашего института, естественно! Разве вы забыли?

– Извините, я, вероятно, что-то упустил, – Филипп с виноватым видом застрочил в блокноте, но внутри у него что-то щелкнуло: «Вот оно!..», поскольку ни о чем он забыть не мог – эта тема с ним просто не обсуждалась раньше, а среди сотрудников института эти фамилии точно не числились, он хорошо знал институтский кадровый состав. А во-вторых, если Вербицкая все-таки была сотрудницей института, то есть, по логике, местной жительницей, то почему тогда для нее и сопровождающего ее лица нужно было бронировать номер в ведомственной гостинице? И, в-третьих, никого из докладчиков никто не сопровождал, почему же она оказалась на особом положении? Она что, была под охраной… или под надзором?

Весь этот ворох «непоняток» еще больше укрепил Филиппа в его подозрении, что эта дама – непростая. Он послушно внес исправления в отсылаемый в типографию текст тезисов конференции, и с нетерпением стал ждать ее начала, горя желанием поскорее познакомиться с таинственной докладчицей.

Но в день открытия конференции Филипп был на взводе. Сколько раз за время ее подготовки он проклинал про себя русское разгильдяйство, когда самое простое дело или поручение усложнялось до неимоверности, а то и вообще срывалось из-за того, что кто-то что-то не довыполнил, что-то забыл или перепутал.

«Вот это русских когда-нибудь и погубит!» – со злостью думал он о проштрафившихся, но абсолютно не чувствующих себя виноватыми сотрудниках.

В кутерьме последних приготовлений он чуть не упустил момент приезда Вербицкой и сопровождающего ее человека, спохватившись только тогда, когда услышал гул приземляющегося на институтскую посадочную площадку вертолета.