его, а он вырывался и сбегал. Затем они просто перестали контактировать. А в их разговорах витали исключительно слова-обманки.

– Мы обязательно поговорим об этом, когда я поправлюсь. Давно пора обсудить то, что тебя беспокоит.

Тогда потребуется толстая тетрадь и несколько дней, чтобы выписать туда все, что его беспокоило за прошедшие лет десять. Даже детская пора до смерти матери вызывала вопросы: интересовался ли отец им по-настоящему или создавал видимость, ведь того требовал образ уважаемого и известного на всю страну доктора. Однако сейчас большинство мелких проблем забылось; перед ним ясно выстроились в ряд несколько крупных, от которых не спрячешься. Поэтому Мин молча кивнул, да и, по правде говоря, он пришел сюда, чтобы обсудить совсем иное.

– Я ходил в полицейский участок. – Ощущения из детства, когда он делал что-то плохое, и знал, что ему попадет, вернулись. – Я опознал по фотороботу одного из преступников. На тебя напал тот самый Макао – лидер банды, похитившей меня.

Он ждал бурную реакцию, понимая, что любой был бы зол на месте отца. Сын самого Равита Вонграта в свободное время после учебы играл с сердцами девушек за деньги, словно какой-то жиголо, но только голубых кровей. Какой позор для почитаемого светоча медицины!

– Хм, вот как, – почему-то притворно отреагировал отец: – Не похоже на совпадение.

Мин опешил. Тот по-прежнему собирается делать вид, что ничего не знает? Но почему… он не мог позволить себе строить домыслы, опасные для его сердца.

– Я знаю, – не выдержал он и посмотрел прямо в серые глаза отца. – Я видел Нила Напата перед отъездом. Он тебе все рассказал. Почему… ты отказал ему?

– Отказал?

– Да, он спал и видел как бы разобраться со мной. – Мин старался не показывать внутренней надломленности.

Отец странно посмотрел на него и попытался приподняться, однако у него не вышло.

– Забота о воспитании ребенка лежит на плечах его родителей, а не посторонних людей. Кто он такой, чтобы наказывать тебя?

– Но если бы я не связался с Наной, ничего бы из этого не произошло.

– И ты должен запомнить это навсегда, – знакомым поучительным тоном изрек отец. – Больше не играй с людьми. И не вмешивайся в это дело.

Внутренняя твердость отца осталась на месте, пусть даже его тело и пострадало. Этот тон «тема закрыта» Мин хорошо знал. И хотя он не понимал, почему отец спускает ему с рук столь серьезное прегрешение, решил не нарываться. Возможно действительно стоит оставить это дело закону? Он поспешно заговорил о другом:

– Что здесь делает Лайт?

– Когда меня привезли в больницу, кто-то из персонала не удержал язык за зубами, и новости просочились в прессу. Лайта тут вспомнили и пустили в это крыло. Он с матерью навещал меня, когда я еще лежал в коме, – рассказал отец. – Тебе стоит пригласить на ужин его семью.

– Зачем? – Он совершенно не ожидал такого предложения.

– В особняке бывает одиноко, а Нун только в радость принять гостей.

– Мне и так нормально.

– Мин, я и сам планировал пообедать с Нари с тех пор, как она с дочкой вернулась с Бангкок. Они с Лайтом тратили свое время, приходя сюда. Да и вы ведь теперь с Лайтом ладите, в чем проблема?

«Я загорелся “подружиться” с ним слишком тесно, но он не захотел. Как тебе такая проблемка?»

– Ни в чем, – сорвалось с губ вместо этого. – Ладно, приглашу.

Мин сдался, когда заметил, что разговор отнимает у отца больше сил, чем тот показывает. При других обстоятельствах он бы противился до конца. Хотя все равно не был уверен: он согласился только из-за травмы Вонграта-старшего, которая, как жалящая пчела, укротила его механическое желание возражать отцу или он все же хотел добиться взаимопонимания с Лайтом? Мин прекрасно осознавал, что мать и сестра парня сдержат его вспыльчивость и грубость. Они были добры к нему, а он ценил настоящую доброту, что бы другие ни думали о нем. Сам он считал себя неспособным на такие бескорыстные излияния.

Когда он вышел из палаты, Лайт ждал его, привалившись к стенке и уткнувшись в телефон. Тут же вспомнилась аналогичная ситуация в университете, когда скинули бомбу в виде новостей о его «каминг-ауте». Тогда докторишка так же ждал его, хотя никто и не просил.

Мин ненавидел это чувство. Чувство, когда знал, что не прав.

Их глаза встретились.

– Пошли, – сказал он после протяжной тишины.

Лайт без возражений последовал за ним до самой машины и сел на переднее сиденье. Они выехали с парковки, но парень даже не спросил, куда Мин держит путь.

– Отец сказал, чтобы я пригласил твою семью в особняк на ужин, – нарушил он молчание, когда смог собрать себя по частям обратно и добиться деловитого тона.

– Не нужно принуждать себя.

– Я знаю. – В голове звучали сотни вариантов ответов – от самых ядовитых до откровенно правдивых, но он просто сказал: – Завтра вечером получится? Не знаю, какие нынче графики у ординаторов.

– Да, я свободен.

Разве Лайт не должен быть занят в своей больнице сутками напролет? Еще одной причиной не следовать по стопам отца являлся беспощадный график представителей благородной профессии. А Мин и благородство располагались на разных полюсах.

– Тогда я предупрежу Нун. – И затем с чего-то продолжил поддерживать разговор и добавил: – Она упоминала, что ты как-то приводил с собой Нонг’Прим.

– М-м-м… да. Она постоянно ныла и однажды выудила из мамы, что я собираюсь навестить Кхун Нун, поэтому не оставила мне выбора. Она расстроилась, когда не увидела тебя в особняке.

– Ну хоть кто-то расстроился. – Мин знал, что ставит Лайта в неудобное положение, однако ничего поделать с собой не мог.

– Послушай, я…

– Ты уже все сказал три месяца назад.

Машина подъехала к новому месту жительства парня. Мин припарковался и дожидался, когда тот выйдет. Однако Лайт не спешил и вместо этого спросил:

– Ты узнал что-то о нападении?

Мин уже думал над тем, рассказать ли обо всем докторишке. С одной стороны, происходящее касалось и Лайта, а с другой – он ничем не желал делиться с тем, кто сделал ему больно.

– Узнал. Мы с отцом разберемся в этом.

– Мы больше… не друзья?

Ему не требовалось даже смотреть на Лайта, чтобы расслышать уязвимость. Мин снова не знал, что чувствовать: глупую надежду, что тот расстраивается из-за этого, или ярость от искреннего сожаления в чужом голосе.

– Разве ты не для этого рассказал мне правду? Чтобы я перестал навязываться и беспокоить тебя?

– Ты же знаешь, что нет. Мне нравилось наше общение. Ты должен понимать, для