– Этот Раскольников там? Пришел он? – спросил он егошепотом.

– Раскольников? Там. А что? Да, там… Сейчас только вошел, явидел… А что?

– Ну, так я вас особенно попрошу остаться здесь, с нами, ине оставлять меня наедине с этой… девицей. Дело пустяшное, а выведут бог знаетчто. Я не хочу, чтобы Раскольников там передал… Понимаете, про что я говорю?

– А, понимаю, понимаю! – вдруг догадался Лебезятников. – Да,вы имеете право… Оно, конечно, по моему личному убеждению, вы далеко хватаете вваших опасениях, но… вы все-таки имеете право. Извольте, я остаюсь. Я стануздесь у окна и не буду вам мешать… По-моему, вы имеете право…

Петр Петрович воротился на диван, уселся напротив Сони,внимательно посмотрел на нее и вдруг принял чрезвычайно солидный, даженесколько строгий вид: «Дескать, ты-то сама чего не подумай, сударыня». Сонясмутилась окончательно.

– Во-первых, вы, пожалуйста, извините меня, Софья Семеновна,перед многоуважаемой вашей мамашей… Так ведь, кажется? Заместо материприходится вам Катерина-то Ивановна? – начал Петр Петрович, весьма солидно, но,впрочем, довольно ласково. Видно было, что он имеет самые дружественныенамерения.

– Так точно-с, так-с; заместо матери-с, – торопливо ипугливо ответила Соня.

– Ну-с, так вот и извините меня перед нею, что я, пообстоятельствам независящим, принужден манкировать и не буду у вас на блинах…то есть на поминках, несмотря на милый зов вашей мамаши.

– Так-с; скажу-с; сейчас-с, – и Сонечка торопливо вскочиласо стула.

– Еще не всё-с, – остановил ее Петр Петрович, улыбнувшись наее простоватость и незнание приличий, – и мало вы меня знаете, любезнейшаяСофья Семеновна, если подумали, что из-за этой маловажной, касающейся одногоменя причины я бы стал беспокоить лично и призывать к себе такую особу, как вы.Цель у меня другая-с.

Соня торопливо села. Серые и радужные кредитки, не убранныесо стола, опять замелькали в ее глазах, но она быстро отвела от них лицо иподняла его на Петра Петровича: ей вдруг показалось ужасно неприличным,особенно ей, глядеть на чужие деньги. Она уставилась было взглядом на золотойлорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе с тем ина большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с желтым камнем, которыйбыл на среднем пальце этой руки, – но вдруг и от него отвела глаза и, не знаяуж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в глаза ПетруПетровичу. Помолчав еще солиднее, чем прежде, тот продолжал:

– Случилось мне вчера, мимоходом, перекинуть слова два снесчастною Катериной Ивановной. Двух слов достаточно было узнать, что онанаходится в состоянии – противоестественном, если только можно так выразиться…

– Да-с… в противоестественном-c, – торопясь, поддакивалаСоня.

– Или проще и понятнее сказать – в больном.

– Да-с, проще и понят… да-с, больна-с.

– Так-с. Так вот, по чувству гуманности и-и-и, так сказать,сострадания, я бы желал быть, с своей стороны, чем-нибудь полезным, предвидянеизбежно несчастную участь ее. Кажется, и все беднейшее семейство это от васодной теперь только и зависит.

– Позвольте спросить, – вдруг встала Соня, – вы ей чтоизволили говорить вчера о возможности пенсиона? Потому, она еще вчера говориламне, что вы взялись ей пенсион выхлопотать. Правда это-с?

– Отнюдь нет-с, и даже в некотором смысле нелепость. Ятолько намекнул о временном вспоможении вдове умершего на службе чиновника, –если только будет протекция, – но, кажется, ваш покойный родитель не только невыслужил срока, но даже и не служил совсем в последнее время. Одним словом,надежда хоть и могла бы быть, но весьма эфемерная, потому никаких, в сущности,прав на вспоможение, в сем случае, не существует, а даже напротив… А она уже ио пенсионе задумала, хе-хе-хе! Бойкая барыня!

– Да-с, о пенсионе… Потому, она легковерная и добрая, и отдоброты всему верит, и… и… и… у ней такой ум… Да-с… извините-с, – сказала Соняи опять встала уходить.

– Позвольте, вы еще не дослушали-с.

– Да-с, не дослушала-с, – пробормотала Соня.

– Так сядьте же-с.

Соня законфузилась ужасно и села опять, в третий раз.

– Видя таковое ее положение, с несчастными малолетными,желал бы, – как я и сказал уже, – чем-нибудь, по мере сил, быть полезным, тоесть, что называется, по мере сил-с, не более. Можно бы, например, устроить вее пользу подписку или, так сказать, лотерею… или что-нибудь в этом роде, – какэто и всегда в подобных случаях устраивается близкими или хотя бы ипосторонними, но вообще желающими помочь людьми. Вот об этом-то я имелнамерение вам сообщить. Оно бы можно-с.

– Да-с, хорошо-с… Бог вас за это-с… – лепетала Соня,пристально смотря на Петра Петровича.

– Можно-с, но… это мы потом-с… то есть можно бы начать исегодня. Вечером увидимся, сговоримся и положим, так сказать, основание.Зайдите ко мне сюда часов этак в семь. Андрей Семенович, надеюсь, тоже будетучаствовать с нами… Но… тут есть одно обстоятельство, о котором следуетпредварительно и тщательно упомянуть. Для сего-то я и обеспокоил вас, СофьяСеменовна, моим зовом сюда. Именно-с, мое мнение, – что деньги нельзя, да иопасно давать в руки самой Катерине Ивановне; доказательство же сему – этисамые сегодняшние поминки. Не имея, так сказать, одной корки насущной пищи назавтрашний день и… ну, и обуви и всего, покупается сегодня ямайский ром и даже,кажется, мадера и-и-и кофе. Я видел проходя. Завтра же опять все на васобрушится, до последнего куска хлеба; это уже нелепо-с. А потому и подписка, помоему личному взгляду, должна произойти так, чтобы несчастная вдова, таксказать, и не знала о деньгах, а знали бы, например, только вы. Так ли яговорю?

– Я не знаю-с. Это только она сегодня-с так… это раз вжизни… ей уж очень хотелось помянуть, честь оказать, память… а она оченьумная-с. А впрочем, как вам угодно-с, и я очень, очень, очень буду… они всебудут вам… и вас бог-с… и сироты-с…

Соня не договорила и заплакала.

– Так-с. Ну-с, так имейте в виду-с; а теперь благоволитепринять, для интересов вашей родственницы, на первый случай, посильную сумму отменя лично. Весьма и весьма желаю, чтоб имя мое при сем не было упомянуто.Вот-с… имея, так сказать, сам заботы, более не в состоянии…

И Петр Петрович протянул Соне десятирублевый кредитныйбилет, тщательно развернув. Соня взяла, вспыхнула, вскочила, что-то пробормоталаи поскорей стала откланиваться. Петр Петрович торжественно проводил ее додверей. Она выскочила, наконец, из комнаты, вся взволнованная и измученная, иворотилась к Катерине Ивановне в чрезвычайном смущении.

Во все время этой сцены Андрей Семенович то стоял у окна, тоходил по комнате, не желая прерывать разговорa; когда же Соня ушла, он вдругподошел к Петру Петровичу и торжественно протянул ему руку.