– Святой Георгий!

– Святая Квитерия! – подхватил один из гасконцев.

– И бей их! – взревел капталь.

Всадники гнали боевых коней и скакунов со всей возможной скоростью, и задние ряды французов, где укрывались самые трусливые, обернулись и увидели надвигающихся на них огромных животных и воинов в доспехах. И были разбиты еще до того, как атакующие ударили по ним. Флаги летели наземь, воины бежали, неуклюже переставляя ноги в тяжелых доспехах. Потом кони оказались среди них, копья пронзали покрытые сталью тела; секиры опускались, разрубая наспинники и дробя кости, наполняя осенний воздух кровавым туманом. Томас слышал, что вопит, как дьявол, и ощутил крайнее возбуждение.

– Святой Георгий!

Шип на конце его алебарды врезался в шлем француза, и Томас воспользовался инерцией разбега лошади, чтобы высвободить оружие.

Барабанщик бросил свой огромный нэйкерс и побежал, но один из всадников повернулся и как бы походя расколол ему череп мечом, а потом развернулся, чтобы атаковать французского рыцаря. Взмах мечом, и клинок француза сломался. Лошадь гасконца лягнула и сбила врага на землю копытом. Сэм секирой рубил арбалетчиков.

– Ненавижу проклятых арбалетчиков! – крикнул он и опустил оружие на голову одному из стрелков. – Это как яйца колоть, – заорал он Томасу. – Кто следующий?

– Плотнее держись! – скомандовал капталь.

Их было всего сто шестьдесят, а баталия короля Франции насчитывала три тысячи воинов, но эти сто шестьдесят рассеяли задние шеренги французов, которые теперь удирали обратно на запад. Передние ряды, дерущиеся за изгородью, слышали звуки заварухи, и вся баталия подалась назад, тогда как англичане издали победный рев и двинулись вперед. Появились еще всадники, на этот раз с южного конца строя, – то была менее скоординированная попытка довершить панику. Французы и впрямь запаниковали. Они побежали. Король отдал своим людям приказ отступить.

Сто шестьдесят человек надломили армию, но их по-прежнему было намного меньше, чем врагов. Осознав это, французы начали образовывать строй, чтобы отразить конных.

Трое из них отрезали Питта, молчаливого лучника, и Томас с ужасом видел, как враги свалили секирами его лошадь, вытащили Питта из седла и забили насмерть палицами. Томас бросился на них, но опоздал. Он дико взмахнул алебардой и рассек шею противника.

– Ублюдки! – завопил он, потом быстро развернул лошадь, уклоняясь от ударов секир.

Он отошел вслед за капталем на север, за пределы досягаемости французского оружия.

Англичане вышли за изгородь, атаковали французов, и те снова ударились в бегство. Они улепетывали, а их преследовали спешенные латники, которые все в большем количестве появлялись в брешах изгороди, да к тому же еще и всадники наседали с юга.

Это походило на то, как пастухи гонят стадо овец. Всадники скакали рядом и угрожали, однако французы не предпринимали попыток перестроиться и бежали на запад. Орифламма исчезла, но Томас видел синий с золотом французский штандарт, который все так же реял в центре утратившей порядок массы.

Все больше и больше англичан и гасконцев разбирали своих лошадей, чтобы присоединиться к погоне. Они спускались в неглубокую долину, потом взбирались к плоской вершине Александрова поля, откуда этим утром атаковали французы. Теперь настал черед конных атаковать. Группы всадников налетали на паникующих французов. Они размахивали оружием, лошади кусались, паника среди французов разрасталась по мере того, как их строй распадался. Оставшиеся сплоченными небольшие отряды пытались обороняться. Знатные сеньоры кричали, что они богаты и желают сдаться. Английские стрелки, оставив луки, использовали свою гигантскую силу, размахивая секирами, палицами и молотами. Люди орали, кто в кровавом угаре, кто от ужаса. Французская армия утратила всякое подобие порядка. Их разбивали на все меньшие и меньшие группы, а впавшие в боевой раж англичане, с потными лицами и стиснутыми зубами, желали только убивать и убивать. Что они и делали. Один француз отражал атаку двоих лучников, отбиваясь от их секир своим мечом; потом он сделал шаг назад, споткнулся об убитого и тоже упал. Лучники прыгнули, взмахнув секирами; француз завопил, когда лезвие раздробило ему плечо. Он попытался встать, снова упал и с силой взмахнул мечом, парировав удар секиры. Томас видел, как француз стиснул зубы, а его лицо исказилось от неимоверных усилий. Латник остановил еще один удар, а потом вскрикнул, когда второй лучник разрубил ему мышцу бедра. Раненый попытался заколоть англичанина мечом, выплевывая зубы, закушенные с такой силой, что они сломались, но этот отчаянный выпад был отражен, и секира опустилась ему на лицо, а шип алебарды вонзился в живот. Несчастный затрясся всем телом в чудовищной судороге, расставаясь с жизнью. На миг мелькнуло выглядывающее из шлема лицо, залитое кровью, но оно исчезло, когда лучники опустились на колени, обшаривая труп.

Кин спешился и стоял над убитым, живот которого вспорола алебарда ирландца. Кишки были втоптаны в стерню, а рядом с покойником застыл облаченный в ливрею с такими же желтыми кругами на синем поле пожилой человек с бледным морщинистым лицом, седыми волосами и аккуратно постриженной бородой. На нем были латы с эмблемой в виде золотого распятия на нагруднике. Он казался испуганным. Очевидно, француз сдался в плен Кину, потому что ирландец держал в руках его шлем, увенчанный на гребне крестом и длинным ниспадающим голубым пером.

– Говорит, что он архиепископ Сансский! – сообщил Кин Томасу.

– Тогда ты богат. Держи его крепче. Смотри, чтобы никто у тебя его не увел.

– Этот парень пытался его защитить. – Кин посмотрел на выпотрошенного воина. – Не самое умное решение, если честно.

В середине поля разыгралась ожесточенная схватка, и Томас, глянув в том направлении, заметил, что французский королевский штандарт еще развевается. Англичане яростно наскакивали на защитников знамени в надежде проложить себе путь к королю Иоанну. Томас не стал вмешиваться и поскакал к югу, где заметил людей, бегущих вниз по холму к реке Миоссон. Но на берегу поджидали лучники графа Уорика, и французы спешили навстречу смерти.

Кто-то окликнул Томаса. Обернувшись, он увидел Джейка, одного из своих лучников, который вел сидящего на лошади пленника. На том был джупон со сжатым красным кулаком на оранжевом с белыми полосами поле. Томас не сумел удержаться от смеха. Это был Жослен из Бера, поклявшийся отбить Кастийон-д’Арбизон.

– Он говорит, что сдастся только тебе, – сказал Джейк. – Потому что я не из благородных.

– Как и я, – промолвил Томас, после чего перешел на французский. – Вы мой пленник, – обратился он к Жослену.

– Судьба, – покорно вздохнул тот.

– Кин! – рявкнул Томас. – Тут еще один, которого нужно постеречь! Присмотри за обоими, они богатеи!

Томас повернулся к Джейку.

– Охраняй как зеницу ока! – бросил он.

Воины часто ссорились, оспаривая принадлежность пленников, но Томас рассудил, что эллекинов хватит, чтобы оберечь архиепископа и графа Бера от попыток прибрать их к рукам.