— Прекрасно, спасибо тебе, — отвечаю я не очень-то весело, поскольку не знаю, радоваться мне ее приезду или огорчаться.

— Доротка, все будет хорошо, — говорит он, почувствовав мою неуверенность.

— Я немного побаиваюсь. Не знаю, как она себя поведет, — признаюсь я. — Она же всегда все осуждает. Помнишь, что она вытворяла в Польше?

— Ты должна настроиться на позитив. Думай о хорошем — и все будет хорошо.

— А вдруг нет?

— Значит, отправим ее первым же самолетом домой, и все тут. — Он смеется. — Правда, самолеты в Польшу летают только раз в неделю, но мы уж как-нибудь продержимся эти семь дней.

— Ты прав, надо как-то упорядочить мысли. Вот сейчас я займусь медитацией, примусь бормотать какую-нибудь мантру… и к маминому приезду буду уже преисполнена оптимизма.

— Славная моя девочка, об этом и речь.

— Боже, ну ты и растолстела, — такими словами мать приветствует меня в аэропорту.

Я бросаю выразительный взгляд на Ахмеда, а он с улыбкой вручает ей цветы.

— Не так уж и сильно, мама, всего на четырнадцать килограммов, — начинаю оправдываться я.

— Значит, у тебя весы неправильно показывают, — ехидно заявляет она. — А как ты выглядишь, какая неухоженная… Совсем как арабка.

Теперь уже я вижу гневный блеск и в глазах Ахмеда. Однако мы пропускаем ее слова мимо ушей и направляемся к выходу.

— Ну, хоть с Марысей все в порядке. — Она гладит нашу доченьку по голове. — Правда, стала такая смуглая… Вся в папу. — Грустно вздыхает.

— Сейчас ведь лето. Девочка с утра до вечера на солнце, вот и загорела.

Мать иронически усмехается и сокрушенно качает головой.

Зачем она сюда приехала? И зачем мы ее пригласили?

— Господи, ну и жара здесь. Как вы здесь выдерживаете?! — продолжает она.

— В аэропорту работает кондиционер, настоящая жара начнется на улице, — сухо сообщает Ахмед.

— Что? Наверное, вы меня сюда позвали, чтоб я тут издохла, — возмущается она.

— Ничего, глядишь, как-нибудь выдержишь, — сквозь зубы отвечаю я.

Мы идем к машине. Я веду за руку Марысю и несу мамин ручной багаж. Ахмед возится с большим чемоданом на колесах, а мать обмахивается букетом цветов и притворяется уставшей. Хорошо, что триполийский аэропорт уже работает полным ходом! Даже думать не хочу, что было бы, если бы матери пришлось лететь через Джербу, а потом еще четыре часа провести в машине…

Не проходит и получаса, как мы подъезжаем к ферме, которую мы к тому времени уже успели оградить высокой — в два метра — стеной. Стена отделана свежей штукатуркой теплого фисташкового оттенка. По верхнему краю через каждые несколько метров вмонтированы круглые светильники. Ворота открываются пультом, а калитка, разумеется, с домофоном. Теперь-то сюда не попадет ни один непрошеный гость.

— Ничего себе заграждения! — комментирует мать. — Это казарма или тюрьма?

Ее вопрос мы оставляем без ответа. Подъезжаем к террасе, на которую выбегает уже ждавшая нас Джойси.

— Здравствуйте, почтенная госпожа, — заискивающе улыбается она.

— Так у вас и чернокожая служанка есть? Ничего себе, — бросает мать в нашу сторону, не удостаивая вниманием девушку. — Не трогай моих вещей, а то еще испортишь! — кричит она Джойси, которая попыталась было втащить в дом ее тяжелую поклажу. — Такую обезьяну ни к чему нельзя подпускать. Она же только что с дерева слезла.

— Мама, приди в себя. Что ты несешь? Ты окончательно свихнулась? — не выдерживаю я.

Мать лишь фыркает и входит в дом.

— С этой стороны я ее раньше не знал, — шепчет мне на ухо Ахмед. — Похоже, мне тоже придется начать бормотать мантру.

— Лучше бронируй билет на ближайший рейс, — отвечаю саркастически и жму многозначительно его руку.

Показываю матери, куда идти, и поясняю:

— Мы приготовили для тебя уютную комнатку.

— Эту каморку ты называешь жилым помещением? Да ты здесь вконец одичала и потеряла представление о хорошем вкусе, — высказывается она.

Я уж и не знаю, смеяться мне или плакать. Начинаю нервно хихикать.

— Распаковывай вещи, и мы ждем тебя в гостиной к обеду. — Ее колкости я игнорирую — мне кажется, это лучший способ их сносить.

— Пока не знаю, стоит ли их распаковывать. Мне придется здесь жить, в этой деревенской хижине на безлюдье? Нет, мне это не нравится. Ты могла бы меня предупредить.

— Я тебе говорила, что мы живем на ферме…

— Но ты ее описывала как восьмое чудо света и земной рай.

Ахмед с удовольствием слушает эти слова и впервые с незапамятных времен смотрит на меня с нежностью. Может, этот визит мамы хорошо повлияет на наши отношения? Может, мы поймем, какая мы прекрасная семья и как много значим друг для друга? Нет худа без добра.

— Потому что для меня это так и есть, здесь я нашла свое место на земле. — Я выхожу из ее комнаты и закрываю за собой дверь. Пусть мама немного остынет в четырех стенах.

Разворачиваюсь — и попадаю прямо в объятия Ахмеда. Правда, мой большой живот немного мешает нам, но не настолько, чтобы мы не смогли страстно поцеловаться.

— Я люблю тебя, — нежно шепчет мой замечательный муж.

— Я тебя тоже, и это еще очень скромно сказано.

Я пристально гляжу ему в глаза. Мы обнимаемся. И тут вдруг малыш в моем животе мастерски брыкается.

— Гол! — в восторге кричит Ахмед, почувствовав удар. — У нас будет футболист в семье!

— Или футболистка, — едва выдавливаю из себя я. Тяжело дышать: я получила прямо в диафрагму.

— Присядь-ка на минутку. — Ахмед ведет меня в гостиную и силится усадить на диван. — Все в порядке? — обеспокоенно спрашивает он.

— Секундочку, мне нужно восстановить дыхание. — Я наклоняюсь вперед и стараюсь расслабить мышцы живота.

— Доротка!

— Уже все хорошо. — Выпрямляюсь и понемногу прихожу в себя. — Малыш довольно часто играет со мной в такой… футбол.

— Так приглашайте и меня на игры, а то все сами да сами… Эгоисты! — снова шутит Ахмед.

— Ладно, я буду тебя будить на рассвете. Наш малыш — ранняя пташка. Надеюсь, когда он наконец увидит мир, привычки у него изменятся.

— Почему ты беспокоишься? Ведь мама всегда тебе поможет, — весело говорит он.

— Ха-ха-ха.

Накрытый стол ждет, обед готов, но мама не торопится осчастливить нас своим присутствием. От голода у нас бурчит в животах. Марыся уже съела свой суп в кухне.

— Пойду позову ее, — говорю я Ахмеду. — Мама, обед остывает! — кричу я через закрытую дверь.

— Я не хочу есть, — слышится ее ответ. — Я немного отдохну.