«Я задействую все ресурсы моей империи; у нее их больше, чем пока предполагают мои враги. Но даже если само Божественное Провидение велит, чтобы моя династия перестала восседать на троне моих предков, тогда, истощив все имеющиеся в моей власти средства, я скорее отращу бороду вот досюда (он указал рукой себе на грудь) и отправлюсь есть картофель с последним из своих крестьян, чем подпишу мир, которой станет позором для отечества и дорого моему сердцу народа, чьи жертвы, на которые он пошел ради меня, я умею ценить… Наполеон или я, я или он, мы не можем оба править в одно и то же время; я научился его понимать, и он меня не проведет»[409].

Подобный театральный жест и исполненные боевого задора слова в тех обстоятельствах были именно тем, что требовалось. Однако нет оснований сомневаться в искренности или решимости Александра I в тот момент, когда он их произносил. Они означали крах стратегии Наполеона и имели своей целью уничтожение его армии.

Уже в то время, когда М.И. Кутузов готовился дать Наполеону бой под Бородино, Александр I обдумывал план контрнаступления, в ходе которого было бы возможно выгнать французов из России и уничтожить Великую армию. В первом рапорте Кутузова, поданном императору после Бородинского сражения, утверждалось, что, «неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». Сразу же после получения этого рапорта Александр I отправил А.И. Чернышева в ставку фельдмаршала, снабдив его детальным планом совместного контрнаступления всех русских армий. Александр I писал М.И. Кутузову, что надеялся на то, что командные навыки фельдмаршала и храбрость его войск под Бородино окончательно остановили наступление французов в России. Он также напутствовал Кутузова обсудить все детали операции с Чернышевым, который был целиком и полностью информирован о поставленных Александром I задачах, и которому император всецело доверял. Император был осмотрителен, заявив, что только от главнокомандующего зависит, следует ли взять на вооружение этот план или внести собственные альтернативные предложения, но едва ли кто-либо из русских генералов осмелился бы перечить монаршей воле[410].

Главный пункт плана Александра I заключался в том, что русские войска на севере (П.X. Витгенштейн и Ф.Ф. Штейнгель) и юге (П.В. Чичагов) должны одновременно повести наступление в глубоком тылу наполеоновской армии в Белоруссии. Они должны были разбить и оттеснить неприятельские силы, охранявшие коммуникации Наполеона. В случае с П.В. Чичаговым речь шла об австрийском корпусе князя К.Ф. Шварценберга и саксонском — генерала Ж. Рейнье, которых следовало отбросить в пределы герцогства Варшавского. Александр I писал Кутузову, что «главные действия предполагается произвесть армиею адмирала Чичагова», которая будет усилена Третьей Обсервационной армией Тормасова и небольшим корпусом под командованием генерал-лейтенанта Эртеля, на тот момент охранявшего базу снабжения в Мозыре.

П.X. Витгенштейну также отводилась важная роль. При поддержке графа Ф.Ф. Штейнгеля он должен был двинуться в южном направлении, взять Полоцк и оттеснить поверженные корпуса Н. Удино и Л. Гувьон Сен-Сира на северо-запад в Литву, подальше от линии отступления Наполеона, проходившей через Белоруссию. В результате объединенные силы Чичагова и Витгенштейна взяли бы под свой контроль все территории, через которые пришлось отступать главным частям наполеоновской армии, вплотную преследуемым силами Кутузова. Враг уже был «истощен», будучи завлечен вглубь России и понеся тяжелые потери. Теперь же он столкнулся с еще более тяжелыми потерями и необходимостью очень сложного отступления. В результате, по мнению императора, «даже малейшая часть основной армии противника не сможет пересечь нашей границы, избежав поражения и в конечном счете полного истребления»[411].

Основным творцом плана был сам Александр I, хотя нет сомнений в том, что он обсуждал его с молодым полковником А.И. Чернышевым и другими старшими по званию офицерами из императорского окружения, включая П.М. Волконского. В какой-то мере этот новый план вобрал в себя некоторые идеи касательно военных операций, которые имели хождение еще до начала войны. Зайдя далеко вглубь территории России и затем блокированный основными силами российской армии, Наполеон должен был быть разгромлен другими российскими армиями, наносившими ему удар во фланги и тыл. В общих чертах план Александра I имел смысл и являлся наилучшим способом развертывания военных сил России на данном театре военных действий с учетом ошибок Наполеона.

Однако план российского императора был очень претенциозен. Ожидалось, что войска, изначально находившиеся на удалении нескольких сотен километров друг от друга, смогут координировать свои действия и одновременно окажутся в центральных районах Белоруссии. Наладить связь между армиями было трудно. Помимо грязи, снега и холода, затруднявших передвижение по территории России осенью и зимой, следовало учитывать, что Витгенштейна и Чичагова отделяла друг от друга территория, на которой действовало не менее пяти полных корпусов противника, а также ряд более мелких подразделений. В тот самый момент, когда Александр I отправлял А.И. Чернышева к М.И. Кутузову, западную границу Белоруссии пересекало 36-тысячное французское подкрепление под командованием маршала К. Виктора. 15 сентября оно было в Минске, двенадцать дней спустя — в Смоленске.

План Александра I предполагал, что его армии сокрушат все неприятельские силы и вытеснят их из Белоруссии, хотя на момент составления плана силы русских не превосходили по численности своего врага. Ведя наступление в Белоруссии в середине зимы, российская армия неизбежно должна была понести серьезные потери вследствие болезней и истощения. Александр I поручил Витгенштейну и Чичагову укрепить узкие проходы и естественные препятствия, встречавшиеся на пути отступления наполеоновской армии, но было ли у них достаточно времени и людей, чтобы осуществить это? По признанию самого Александра I, противник мог пойти в сторону Минска или Вильно, выбирая по крайней мере между тремя большими дорогами, по которым он мог вести отступление. В конечном итоге план Александра I был реализован где-то на две трети, что в тех обстоятельствах было больше, чем можно было ожидать. Однако во второй половине ноября, когда Наполеон подошел к р. Березине, на какое-то время показалось, что план мог удаться совершенно и завершиться полным уничтожением французской армии и даже пленением самого Наполеона. Поскольку этого не произошло, оценки осенней кампании с русской стороны всегда сочетали в себе ликование по поводу разгрома французов с сожалением о том, что разгром этот не был еще более полным.