Имали провела на ногах гораздо дольше обычных двух часов, и теперь икры отчаянно ныли. Если приподнять их, это поможет уменьшить отек. Дома надо будет подержать ступни в горячей воде, чтобы ноги хоть немного восстановились к следующему собранию совета.

Раздался стук каблуков по мраморному полу. Имали, недовольно вздохнув, спустила ноги с подлокотника. Не хватало еще, чтобы Волхорик или Кэббэйн застали ее развалившейся на священном троне. Если шепнуть нужное словцо в нужные уши, мелкий проступок может превратиться в серьезное преступление. Однако это оказался не Волхорик, не Кэббэйн и никто другой из советников. Имали совершенно не ожидала увидеть незваную гостью, и при виде знакомого лица ее охватили изумление и страх.

Нервно заломив руки, в Айрентенон вошла Макарета, юная фрэя из сословия миралиитов, своими кознями заставившая Мовиндьюле невольно способствовать восстанию против его отца.

Вот как это происходит – в пустых священных залах, вдали от посторонних глаз. Должно быть, она в сговоре с тем незнакомцем со скамьи. Все это время они таились в засаде, терпеливо выжидая подходящего момента.

Имали не забыла, что по вине Макареты сломала ногу и вывихнула руку, пролетев через весь Айрентенон. В дождливые дни перелом сильно болел. Однако куратор Аквилы решила, что не доставит этой девчонке удовольствия увидеть ее страх.

Она села прямо, расправила складки ассики и улыбнулась.

– И что вынудило тебя выйти из тени? – спросила она обыденным и, по возможности, дружелюбным тоном.

– Мне нужна помощь, – ответила девушка.

Только теперь Имали обратила внимание на жалкий вид Макареты. Ее ассика, покрытая пятнами и разорванная в нескольких местах, напоминала половую тряпку. А еще у девушки отросли волосы. Не просто щетина, результат лени и небрежения, а настоящие локоны, закрывающие уши и шею.

Она пряталась. И, судя по ее виду, где-то в грязной норе.

– Не сомневаюсь, что ты нуждаешься в помощи. Но почему ты пришла именно ко мне?

– Вы единственная, кто станет слушать.

– С чего бы мне помогать тебе? Не могу сказать, что храню теплые воспоминания о нашей последней встрече.

– Потому что вы мудрая и сострадательная.

Имали рассмеялась вопреки (или благодаря) испугу. Девушка-миралиит, стоящая перед ней, невероятно магически одарена; кроме того, она убила фрэя, а значит, больше не находится под защитой закона Феррола. Макарета – беглая преступница, отчаявшаяся и неприкаянная, и в ее глазах Имали увидела собственную смерть. Раскрыв свое присутствие, юная заклинательница не позволит ей остаться в живых, чем бы ни закончился их разговор.

– Ты путаешь меня с Мовиндьюле. Я не ведусь на лесть.

Макарета усмехнулась.

– Я не льщу вам. Это не комплименты, а чистая правда. Я несколько лет наблюдала за вами, сидя под этим куполом. Вы способны слушать и слышать. Вы честны и принимаете интересы фрэев близко к сердцу. Вы единственная из не-миралиитов, кого я уважаю.

Имали потерла локоть.

– Значит, из уважения ты швырнула меня через весь зал?

– Да, – ответила Макарета и указала на мраморную статую фэйн Гхики. Щелчок пальцами – и изваяние рассыпалось в пыль.

Имали невольно вздрогнула от громкого треска, многократно усиленного куполом. Все стало предельно ясно. Глядя на груду обломков, которая некогда была весьма искусным изображением Гхики, она взяла себя в руки и произнесла:

– Прости, но я ничем не могу помочь. У меня нет такой власти, но даже если бы и была, я не стала бы тебе помогать. То, что ты сделала или пыталась сделать, – непростительно. Более того, твои поступки находятся за гранью разумного. Мы лишь недавно закончили ремонтировать здание и площадь, разрушенные тобой. Все наше общество зиждется на принципе «Фрэи не убивают фрэев» и на безоговорочном уважении к фэйну.

– Думаете, Лотиан – хороший фэйн?

– Хороший или плохой – не важно. Он – фэйн, и с этим ничего не поделать. Кроме того, ты призываешь к установлению строя, в котором миралииты станут богами, а все остальные, вроде меня, – их рабами. Надеюсь, ты понимаешь, что мне не по душе такие нововведения.

– Я согласна на любого фэйна, даже не из миралиитов, если он не станет меня казнить. – Макарета опустила глаза. – Эйден, Ринальд, Инга, Флинн, Орлена, Тандур… их всех убили без надежды на загробную жизнь. Флинна сожгли заживо… его кожа расплавилась, но ему до последнего не позволяли умереть.

Имали кивнула. Лотиан отдал приказ, чтобы все жители столицы присутствовали на казни. Сама она не исполнила его волю, сказавшись больной. Ей было довольно зрелища мучений Зефирона во время поединка. До нее доходили слухи о казни мятежников: десяткам зрителей стало дурно, и многих еще долго мучили кошмары.

– Вы – куратор Аквилы. У вас есть влияние.

Имали заметила в лице Макареты страх. Перед ней не бешеная собака, а напуганный ребенок, сирота, молящая о помощи. Девушка была бледна, под глазами залегли темные круги. Она явно похудела. Эта юная заклинательница способна разнести на кусочки мраморную статую, а сама тает на глазах.

Где ты пряталась? Какую жизнь вела целый год, раз наконец пришла ко мне?

– Я буду делать все, что захотите. Я хорошо владею Искусством. – Макарета произнесла несколько слов, щелкнула пальцами, и груда обломков вновь превратилась в статую Гхики, как будто ничего и не произошло. – У меня не осталось ни друзей, ни близких. Полагаю, я могу представлять для куратора Аквилы определенную ценность. А еще вы в некотором роде обязаны мне жизнью.

– И чего именно ты хочешь?

– Сейчас? – Макарета облизнула запекшиеся губы. – Поесть и поспать в безопасном месте. А потом… не могли бы вы попросить фэйна о помиловании или, может быть, убедить его прекратить поиски. Я уеду куда-нибудь подальше и начну новую жизнь. Очень тяжело постоянно держать защиту, чтобы меня не обнаружили. Я даже не могу побриться. Это отвратительно. – По щеке девушки скатилась слезинка. – Мне… мне всего сто шестнадцать лет. Я… – Она судорожно вздохнула и вытерла глаза. – Я не хочу, чтобы моя жизнь прервалась так рано. Я совершила ошибку и глубоко раскаиваюсь. Нас затянуло во все это… простите меня.

И она расплакалась.

Девчонка явно давила на жалость, однако Имали провела почти три тысячи лет, общаясь с гораздо более ушлыми типами, чем Макарета. Она встала, подошла к девушке и обняла, позволив ей поплакать у себя на груди.

– Мне страшно.

– Еще бы, – отозвалась Имали.

На лестнице раздался звук шагов. Макарета умоляюще взглянула на Имали.

– Спрячься за колонной.

Девушка тут же исчезла из виду.

Что я делаю? Укрываю беглую преступницу. Это же измена!

В зал вошел фрэй. Имали не помнила его имени, однако одежда вошедшего поведала ей все, что нужно о нем знать, – гонец из Тэлвары. В руке он держал письмо.