– Да, удалось.

Звуки битвы стихли. Слышался только вой ветра и хлопанье какой-то ткани.

– Так что это был за дракон? – снова спросил Энвир.

По щеке Персефоны скатилась слеза.

– Это не дракон, – дрожащим голосом вымолвила она.

«Что происходит? Что ты видишь?» – прокричал Джерид у Мовиндьюле в голове.

Принц с удовольствием наблюдал, как в гула-рхунов ударила молния, убив несколько человек разом. Вспышка, треск, раскат грома. Вспышка, треск, пламя. Снова и снова из грозовой тучи вырывались молнии-убийцы, и еще несколько мгновений после каждого удара перед глазами стоял столб света. Заколдованных доспехов на этих рхунах не было, и они оказались уязвимы для Искусства. Одновременно ударило сразу с десяток молний, однако тысячи гула-рхунов неумолимо продвигались вперед – здоровенные волосатые дикари, вооруженные копьями и грубо выструганными деревянными щитами. Один фрэй может с легкостью прикончить несколько сотен этих тварей, но погибнуть от рук остальных.

Откуда их столько? Кишат как крысы.

Лотиан тоже понял грозящую им опасность.

– Онья, создай огненную стену.

«Огненную стену? Зачем?» – спросил Джерид.

Между гула-рхунами и последней когортой Шахди воздвиглась десятифутовая стена огня и поползла по направлению к дикарям.

Сперва Мовиндьюле не понял, почему бы Паукам просто не испепелить мерзких рхунов огненными шарами. Замысел Лотиана стал очевиден, когда стена начала двигаться, заставляя гулов отступать на запад, к краю ущелья.

– Сожгите мосты, – приказал фэйн, и через пару мгновений все семь мостов запылали.

«Ты оглох или просто дурак? – спросил Джерид с нарастающим раздражением. – Отвечай, что ты видишь?»

Он задавал этот вопрос каждые несколько минут, с самого начала сражения. Сперва Мовиндьюле шепотом описывал происходящее, затем ему надоело. Пересказывать старикашке события битвы – ниже его достоинства. Сегодня он не звал Джерида к себе в голову и не намерен передавать ему последние известия, будто какой-то гонец.

– Столкните их в пропасть, – велел Лотиан. – Только не слишком быстро. Действуйте медленно, но верно. Я хочу, чтобы они взглянули в лицо судьбе. У них будет возможность выбрать свою смерть – прыгнуть со скалы или сгореть заживо. – Фэйн сел на трон и задумчиво поболтал вино в бокале. – Так поступала моя мать. Покажите им, что значит идти войной против миралиитов, – добавил он, глядя на стену огня, неумолимо надвигающуюся на многотысячную орду рхунов. – Вот твоя награда, Мовиндьюле, – он жестом приказал слуге налить вина. – Выпей со мной. Не люблю пить один.

Что ж, отец сегодня мрачен, но великодушен – по крайней мере, к сыну.

Мовиндьюле зачарованно смотрел, предвкушая развязку. Безжалостная огненная стена вытолкнула людей на самый край обрыва. Некоторые попытались пробежать сквозь пламя и упали, поглощенные огнем. Когда стена продвинулась вперед, принц различил на земле обугленные трупы. Люди, запертые в ловушке, отступали все дальше и дальше. Те, кто стоял позади, начали падать в ущелье – ряд за рядом, шеренга за шеренгой.

– Он приближается, – проговорила Синна.

– Кто? – переспросил фэйн.

– Свет.

Взглянув в сторону крепости, Мовиндьюле увидел черное крылатое чудовище.

– Синна, – приказал Лотиан, – убей его.

Раздался треск, и в дракона ударила бело-голубая молния. Тот даже не дрогнул и ни на волосок не изменил траекторию полета. Синна метала одну молнию за другой – дракон все приближался.

Проклятье, Мовиндьюле! Что ты видишь?

– Искусство на него не действует… – растерянно произнесла Синна.

«Не действует? – переспросил Джерид. – Бессмыслица. Как он выглядит? Сосредоточься. Как он чувствуется? Взгляни на него глазами Искусства».

– Яркий свет. Выглядит и чувствуется как… сила, – тихо ответил Мовиндьюле.

Сила?

– Как Искусство.

Искусство нельзя победить Искусством. Если это правда, они пытаются поджечь огонь и затопить океан. Ничего не выйдет.

– Джерид говорит, что дракон – это Искусство, а Искусство нельзя победить Искусством, – передал Мовиндьюле отцу.

Фэйн взглянул на сына, и в его глазах отразилась неуверенность. Он отставил бокал и встал.

Чудовище летело над ущельем, мерно хлопая крыльями и вытянув длинный хвост. С каждым мгновением дракон становился все больше.

«Какого же он размера? – подумал Мовиндьюле. – И как он может быть Искусством?»

Лотиан сорвал с себя плащ, издал низкий напев и, взмахнув рукой, послал вперед огненный шар. Клубок огня врезался дракону в грудь, однако чудовище вылетело из алого марева целым и невредимым. А потом, словно в ответ, дракон раскрыл пасть и изрыгнул пламя в сторону холма.

В тот же миг огненная стена, выдавливающая гула-рхунов в пропасть, исчезла: Пауки бросили все свои силы на защиту фэйна. Первое, чему учится каждый миралиит, – ставить защитный экран. Скрестить руки на груди и издать жужжащий звук для мастеров Искусства так же естественно, как сгруппироваться при падении. Мовиндьюле создал свой собственный щит, как и его отец. Синна закрыла своим щитом и себя, и фэйна, а вот Пауки, обученные действовать сообща, поступили иначе. Объединив усилия, они сотворили небольшой купол, укрывший вершину холма, и тем самым спасли жизнь слугам, которым повезло оказаться поблизости, а также Трейе, Таранею и его двенадцати Львам. Все остальное на холме превратилось в пепел, в том числе несколько палаток, кувшин вина, тюки с вещами, скатерти, столы, стойки для факелов, пятеро солдат и две дюжины слуг, не успевших даже вскрикнуть.

Когда огонь погас, Мовиндьюле открыл глаза и увидел, что дракон огромен. Размером с дом. Очень большой дом.

– Сбейте его! – приказал фэйн. – Сдуйте его прочь! Применяйте ветер. Только ветер!

Онья кивнула, и Пауки возобновили плетение.

– Используйте окружающий воздух, как против рун Оринфар, – продолжил объяснять Лотиан.

Легкий бриз, дующий над холмом, стих. В воздухе повисла пелена дыма от тлеющей травы. Дракон, закрывающий собой полнеба, сложил крылья, выпустил когти размером с мечи, и спикировал вниз.

– Дуйте! – выкрикнул фэйн.

Раздался мощный рокот. Невероятно сильный порыв ветра налетел на дракона, закружил его и отбросил прочь, словно сухой лист.

Получилось?

Мовиндьюле был слишком напуган, чтобы упорствовать в своем молчании, и слишком доволен, чтобы злорадствовать.

– Да, ветер его сдул.