Осенью мы вернулись в Танжер, и Брайон поселился в домике, но уже без меня. Я не хотел иметь дело с проблемами, которые, я знал, возникнут в лачуге с приходом зимы. Решил опробовать новый отель, незадолго до этого открывшийся в дальнем конце Маршана. Зима была омерзительной, к Рождеству дождей было столько, сколько обычно выпадает за весь сезон дождей.

Из Парижа приехала одна дама и привезла мне письмо от Трумена Капоте. Её звали Нада Паткевич / Nada Patcevitch, и она собиралась написать статью о Сахаре для Vogue. Она и выглядела так, будто сама сошла со страниц этого журнала. Пару раз приходила поужинать со мной в Hotel Villa Mimosa, чтобы обсудить свой план и график путешествия, и в итоге предложила мне поехать вместе с ней. Тогда я трудился над книгой «Пусть льёт». Работа двигалась гораздо медленнее, чем я предполагал, писал её урывками, поэтому вначале я к её предложению отнёсся без энтузиазма.

Дожди не заканчивались. Мадам Паткевич волновалась, что дороги может размыть и доехать до пустыни не получится, заметив к слову, что убежать от плохой погоды можно только поехав на юг. Когда дождевая вода потекла по стене моей спальни, залила весь пол, и через щель под дверью вытекла в коридор, я изменил своё мнение и согласился с ней поехать. Солнце Сахары явственно манило (там хоть не шло дождей).

Поездка с Паткевич была злым роком. В Фесе, как только она заселилась в номер отеля, унитаз в ванной комнате стал плеваться на пол тем, что должно было находиться у него внутри. Она переехала в другой номер, но как только дотронулась до крана, тот отвалился, и струя воды из стены в ванной ударила в комнату. Её переселили в третий номер.

Дождь и не думал кончаться. На дороге на восток встречались места, где были тонны слякоти. Когда мы добрались до Уджды, выяснилось, что дорога на юг стала непроходимой из-за снега. Пришлось отправлять машину на поезде в Бешар. Мы тоже поехали на поезде и прибыли в Бешар на несколько дней раньше, чем довезли автомобиль. Впрочем, всё это было не слишком важно, потому что в первый же день пребывания в Бешаре Нада заболела бронхитом. А всё потому, что решила переночевать не в главном здании гостиницы, а во флигеле на другой стороне улицы. Недавно построенная крыша флигеля протекала. Когда я утром зашёл в её номер, кровать была совершенно мокрой, и я был очень встревожен её состоянием. К счастью, её организм оказался крепким, и она быстро восстановилась.

Мы получили автомобиль и умудрились провести его через алжирскую таможню. Хотя у Нады ещё был глубокий кашель и температура, она настояла, чтобы мы поехали на юг, в Игли. Там единственными европейцами были молодой французский лейтенант с женой. Французы разрешили нам переночевать в их доме, извинялись на недостаток места и разместили Наду на кухонном столе. Впрочем, она себя чувствовала настолько неважно, что ей было всё равно, где спать. Я переночевал на соломенном тюфяке в сарае для овец. Половины крыши не было, среди ночи я проснулся. Луна ярко сияла, и её гнетущий свет бил мне в лицо. Я лежал и слушал звуки, которые издавали овцы. Утром мы увидели, что Нада спит на столе, засунув голову в духовку. Она сказала, что от тепла в духовке стала чувствовать себя лучше.

В Тагите Наде тоже везло (как утопленнику). Однажды ночью я проснулся от её истошных криков. Она стучала в моё окно. Чуть не угорела, потому что не потушила горелку в своей комнате. В три часа ночи я был вынужден идти в форт и привести к ней капитана, который был единственным в этих местах человеком, имевшим доступ к медикаментам. Он был очень недоволен тем, что его разбудили, говорил, в любом случае ничем не мог бы помочь. Но всё-таки пришёл со мной к Наде. «Таким людям, как вы, нечего ехать в Сахару», — сказал он, едва сдерживая раздражение. С тех пор отношения Нады и капитана разладились. Они так и не помирились до нашего отъезда. Когда мы вернулись в Бешар, Нада пошла в военную часть и жаловалась на капитана.

Вернувшись в Танжер, я заметил в разговоре Брайону, что после такой поездки мне захотелось купить автомобиль, чтобы ездить куда угодно и уезжать, когда вздумается. «Так купи, тебе вполне по карману», — ответил Брайон. Меня эта мысль слегка шокировала, я никогда не воспринимал себя в качестве потенциального автовладельца. Да и не относился к деньгам, как к чему-то, что надо тратить, поэтому инстинктивно откладывал и тратил самый мизер. Предложение Брайона было для меня дьявольским искушением. Сразу начал интересоваться автомобилями, сравнивать и через две недели купил новый Jaguar-купе.

Едва увидев авто, англичанка-хозяйка отеля Villa Mimosa тут же заявила, что я должен нанять водителя. Я ответил, что это дохлый номер. Не имею ни малейшего желания раскошеливаться и каждый месяц платить водителю зарплату. Однажды утром, когда я вернулся из города, дверь отеля мне открыл botones / коридорный и лихорадочно воскликнул: «Ваш шофёр прибыл!» Под лестницей стоял навытяжку какой-то парень. Выскочила англичанка и объяснила: решила сама попросить повара прислать своего внучатого племянника, чтобы я опробовал его в роли шофёра. Этот малый раньше работал на знакомого ей американца, и она считала, что на него можно положиться: «Пятки вместе, носки врозь, — наставляла она его. — Говори: „señor“. Нет пиджачка поприличнее?» Молодой человек сказал, что возьмёт другой и вернётся. «Вы должны заказать ему униформу», — заявила она мне. Так и вышло (вначале — накладно, а потом понравилось), что у меня появился не только автомобиль, но и шофёр.

Брайон предложил отправиться в путешествие на «Ягуаре». Сперва мы съездили в Фес и Марракеш, но потом решили отправиться куда подальше, туда, где нет асфальтированных дорог. До отъезда из Марракеша я случайно повстречался с Абделькадером, которого за двадцать лет до этого отвозил в Париж. Тот умудрился скопить денег и купить оливковую рощицу и домик по дороге на Бен-Герир. Там и жил, приезжая в Марракеш на велосипеде, когда нужно было сделать покупки. Он спросил меня о Гарри, я ответил, что тот погиб во время войны[479], на что Абделькадер сказал: Le pauvre. Il n'a pas eu de chance / «Бедняга. Ему не повезло».

«Ягуару» во время его первого путешествия пришлось непросто: машина проехала сотни километров на каменистым просёлочным дорогам на юге Марокко, переезжала вброд речки, её вытаскивали из зыбучих песков, в