Эйнштейн продолжал хлопотать за евреев, вышедших из концлагерей и желавших перебраться в США, но предупреждал, что ничего хорошего их не ждет. (Милликен из Калтеха, например, отказался брать на работу евреев.) Был такой Лионель Эттлингер, родственник Ратенау, активист, много сделавший для беженцев; он писал Эйнштейну, что физик Владимир Лазарев хочет уехать из Бельгии, Эйнштейн отвечал: «Я бы с радостью помог ему, но я почти убежден, что перспективы для него неблагоприятны из-за переизбытка рабочей силы, а также, по-видимому, из-за роста антисемитизма… И скажите ему, что позиция университетского профессора не так ценится в обществе, как в Европе. Здесь преобладает эксплуататорская система, чрезвычайно безжалостная для новичков».

Германия капитулировала; незадолго до этого престарелый Планк едва не погиб при бомбежке, его имение было разрушено, он в буквальном смысле скитался, наконец его спасли специально направленные для этого американские военные, перевезли в Гёттинген, где он и умер в почете (но не в счастье) в 1947 году. Эйнштейн его так и не простил. 26 июня 1945 года представителями пятидесяти государств был подписан Устав ООН — организации, куда больше похожей на Лигу Наций, чем на мечтавшееся Эйнштейну Всемирное правительство.

16 июля на полигоне Аламогордо провели первое испытание «Тринити»: ударная волна распространилась на 160 километров, а «гриб» поднялся на 12 километров. На конференции в Потсдаме от Японии потребовали капитуляции — она отказалась. У нее была огромная сухопутная армия — четыре миллиона человек. Военные специалисты в США тогда думали, что даже при поддержке СССР Япония сдастся лишь в 1947 году, а за это время погибнет миллион американских солдат: надо применить бомбу. Неизвестно, как поступил бы Рузвельт, но Трумэн дал распоряжение, и 6 августа был нанесен первый ядерный удар. 8-го СССР объявил войну Японии и успешно начал наступление, а 9-го была сброшена вторая бомба. Многие современные специалисты, в том числе американские, считают, что ее использование было не только жестоко, но и нецелесообразно: количество погибших при ядерной бомбардировке было куда меньше, чем при обычных, и поэтому японское военное руководство ее почти не заметило и, капитулируя, руководствовалось вовсе не ее опасностью. Так или иначе, уже через несколько дней Япония сдалась, а 18 августа советский Госкомитет обороны принял решение о производстве своей бомбы.

Эйнштейн был в Саранак-Лейк, когда Дюкас сказала ему, что по радио сообщили о Хиросиме; по ее воспоминаниям, он сказал «ох!» и больше ничего. Несколько недель он прятался от репортеров, прогонял даже соседа Шульцбергера, издателя «Нью-Йорк таймс». Лишь 15 сентября он дал «Таймс» интервью, но говорил не о бомбе, а о том, что «единственное спасение цивилизации и жизни на земле — Всемирное правительство. Пока государства обладают армиями, войны неизбежны». О бомбе он стал высказываться позднее. «Атлантик мансли», ноябрь 1945 года: «Не следует забывать, что атомная бомба была создана в этой стране в качестве меры пресечения, она должна была помешать ее использованию немцами, если они создали ее. Бомбардировки мирных городов начали первыми немцы и продолжали японцы. Союзники ответили тем же и были морально правы». Юлиусбергеру, 11 апреля 1946 года: «Я думаю, мы должны защищать себя от людей, которые представляют угрозу для других». В 1947-м Эйнштейн сказал журналисту из «Ньюсуик мэгэзин»: «Если бы я знал, что немцы не сумеют сделать бомбу, я бы не стал ничего предпринимать». Химик и биолог Лайнус Полинг записал в дневнике фразу Эйнштейна от 16 ноября 1954 года: «Я сделал одну большую ошибку в своей жизни, когда подписал это письмо Рузвельту, рекомендуя сделать бомбу, но у меня было оправдание — страх, что немцы сделали бы ее!»

Недавно стала известна переписка Эйнштейна 1950-х годов с японским философом Синохарой; он писал японцу, что не является абсолютным пацифистом и допускает возможность применения силы при особых обстоятельствах, например когда противник хочет уничтожить целую страну, и что весь остаток жизни сожалел о Хиросиме и Нагасаки, но: «…утешением от создания ядерных бомб, как мне кажется, является то, что эффект устрашения достигнет своей цели и ускорит развитие международной безопасности».

Большинство «манхэттенцев» сожалели о случившемся, кроме разве что Джона Уилера, который говорил: «Жаль, что мы не нанесли удар раньше». Но не Уилер, не Бор, не Ферми, не Сцилард, не Оппенгеймер, а Эйнштейн, не имевший отношения к Манхэттенскому проекту, в массовом сознании стал человеком, ответственным за бомбу: его лицо на фоне атомного гриба появилось на обложке журнала «Тайм» 1 июля 1946 года. Вот она — обратная сторона славы. Одновременно ФБР в него вцепилось (как это русские вдруг научились делать бомбу?), следило за каждым шагом Дюкас, «источники» доносили, что в гостях у Эйнштейна бывал русский еврей Якоб Билликопф, коммунистический агент, и этот самый Билликопф будто бы говорил, что Эйнштейн коммунист, потому что все евреи коммунисты. Американцам не особо нравилась и его идея Всемирного правительства, ибо он в интервью радио Эй-би-эс 15 ноября заявил, что такое правительство должны основать США, Англия и Россия, и предлагал этим троим открыть друг другу свои ядерные секреты. Всемирное правительство, по его словам, «должно иметь право вмешиваться в дела стран, где меньшинства угнетены большинством» (как во франкистской Испании); в дела СССР же пока не надо вмешиваться, ибо «народ России не получил длительного политического образования».

Никто на его призывы не отреагировал. Меж бывшими союзниками уже начались трения из-за Польши и других европейских стран, занятых советскими войсками. Для евреев тоже война не кончилась: беженцы, возвращавшиеся домой, обнаруживали, что соседи забрали их имущество; 4 июля 1946 года 43 еврея, переживших Холокост, были убиты в Польше. Британия отправляла еврейских иммигрантов в лагеря на Кипре. Эйнштейн написал предисловие к Черной книге (не опубликовал): «Пока нацисты применяли насилие только против евреев, остальной мир пассивно наблюдал… Евреи гибли потому, что двери Палестины были закрыты для них британским правительством и ни одна страна не впустила этих несчастных… После всего случившегося как обстоят дела теперь? В то время как в Европе делят территории, не спрашивая мнения их обитателей, остатки европейских евреев снова лишены доступа в Палестину и брошены среди голода, холода и враждебности. Никто не хочет предложить им место, где они бы жили в безопасности. И факт, что многие из них все еще остаются в унизительных условиях концентрационных лагерей, дает достаточные доказательства позорности и безнадежности ситуации…»

Летом 1945 года завелась новая приятная дружба — с издателем Саксом Комминсом и его женой Дороти, но с любовью пришлось попрощаться. Конёнковых почему-то отзывали в СССР. (Зарубиных отозвали еще раньше.) В августе Конёнкова в последний раз виделась с Эйнштейном в Принстоне; из писем ясно, что она настойчиво и не по своей инициативе просила его вступить в контакт с исполняющим обязанности советского консула (19 августа, мужу: «С Эйнштейном я еще не говорила о консуле. Боюсь, что он не согласится его принять, но я все-таки попробую…»). Зачем? Высказываются предположения, что Эйнштейна хотели уговорить переехать в СССР. Зачем? Непонятно: он ведь стал еще более «громким» сионистом, чем был. Так или иначе, 27 августа Конёнкова сообщала мужу, что Эйнштейн согласен принять консула, да теперь тот куда-то запропастился — неловко. Исполняющий обязанности консула Павел Петрович Михайлов, настоящая фамилия Мелкишев, служил в ГРУ. Ну и что? Зачем ему Эйнштейн — теперь? Передавать сведения о единой теории поля? Непонятно.