Она так задумалась, что ничего не сказала Смарту, когда тотпоспешил помочь ей спуститься. Вместо этого Алекс просто взглянула сквозьконюха, словно того не существовало, и, повернувшись, побрела к дому.

Однако Смарт ошибочно предположил, что хозяйка не обращаетна него внимания потому, что он утратил ее доверие и симпатии, отказавшисьобсуждать с ней хозяина.

– Миледи! – выразительно произнес он с крайне обиженным инесчастным видом.

Александра обернулась и взглянула на него, хотя передглазами по-прежнему стоял маленький мальчик, которого лишили детства.

– Пожалуйста, миледи, – расстроенно пробормотал Смарт, – несмотрите на меня так, словно я смертельно вас оскорбил! – Понизив голос, онкивнул на ограду, за которой резвились два жеребенка:

– Если вы прогуляетесь немного со мной, я расскажу все, чтохотите.

Александра с трудом заставила себя сосредоточиться ивыполнить просьбу конюха.

Не сводя взгляда с жеребят, Смарт едва слышно объяснил:

– Мы с Гиббонзом все обсудили и решили, что вы имеете правознать, почему хозяин стал таким. Он не жестокий человек, миледи, но из того,что, как я слышал, происходит между вами, с тех пор как его светлость вернулся,вы все больше утверждаетесь в мыслях, будто он бессердечнее скалы Александрахотела было сказать охваченному тревогой конюху, что он вовсе не обязан быть сней откровенным, но следующие слова Смарта приковали ее к месту:

– Мы хотим все рассказать еще и потому, что слышали, будтовы не собираетесь оставаться его женой и через три месяца покинете Хоторн.

– Но каким образом… – охнула Александра.

– Слуги все знают и любят поболтать, миледи, – с некоторойгордостью объяснил Смарт – И клянусь, Хоторн в этом отношении превосходит любоеимение в Англии – здесь слуги уже через двадцать минут знают, что происходит,если, конечно, об этом не услышали только мистер Хиггинс или миссис Бримли. Уних рты запечатаны надежнее девственно… То есть они ни за что никому не скажут,– торопливо поправился он, став красным как рак.

– Это, должно быть, чрезвычайно для вас досадно, – сухозаметила Александра.

Смарт побагровел еще сильнее. Неловко переминаясь с ноги наногу, он сунул руки в карманы, поспешно их вынул и с беспомощной тоскойуставился на хозяйку. Mopщинистое лицо кривила смущенная гримаса.

– Вы хотели, чтобы я рассказал о родителях его светлости, имы с Гиббонзом считаем, что не можем отказать вам.

И Смарт тихо поведал почти ту же историю, которую Алекс ужеуслышала от Тони.

– И теперь, когда вы знаете, что творилось в Хоторне все этовремя, – закончил он, – мы с Гиббонзом надеемся, что вы останетесь здесь ипринесете смех и радость в этот мрачный дом, как в те дни, когда жили здесь.Только настоящие радость и смех, которые идут от сердца. Такого хозяин никогдаздесь не слышал, и, может, его душа исцелится, особенно если вы заставите егосмеяться вместе с вами.

Все, что Александра успела узнать, вертелось в голове, как вкалейдоскопе, где цветные стекляшки с каждым поворотом образуют новый, всеболее замысловатый узор. Она еще долго лежала без сна, после того как Джордан,прижав ее к себе, уснул.

Небо уже светлело, а она все еще лежала, уставясь в потолок,боясь снова довериться Джордану, предстать перед ним уязвимой и беспомощной. Досих пор ее целью было поселиться в Моршеме и зажить тихой, одинокой жизнью, ипоэтому она тщательно следила за собой, опасаясь проявить ненужные эмоции ивыверяя каждый свой шаг.

Алекс повернулась на бок, и Джордан обнял ее, притягиваяназад, к своей груди. Он вздохнул и зарылся лицом В волосы жены; пальцы чутьсжали ее грудь в сонной ласке, пославшей по телу Александры озноб наслаждения.

Она хочет его! Несмотря на все, кем он был – распутником,бессердечным повесой, нелюбящим мужем, – она хочет его! И теперь, в тишине ибезмолвии раннего утра, Александра наконец осмелилась признаться в этом себесамой… потому что наконец поняла, отчего Джордан стал таким.

Она жаждала его любви… доверия… детей. Желала, чтобы этотдом звенел смехом и казался ему самым прекрасным на свете. И чтобы весь мирказался ему чудесным! Тони, вдовствующая герцогиня и даже Мелани, как нистранно, верили, что она может заставить Джордана влюбиться в нее. И поэтомуона просто не должна сдаваться, даже не попытавшись осуществить свои мечты.

Только она просто не представляет, как будет дальше жить,если потерпит неудачу.

– Милорд? – прошептала она на рассвете следующего утра.

Джордан приоткрыл один глаз и увидел свежую, улыбающуюсяжену, сидевшую на краю кровати.

– Доброе утро, – пробормотал он, одобрительно поглядывая наглубокий вырез шелкового халата, открывающий соблазнительно-шелковистыехолмики. – Который час?

Взглянув в окно, он обнаружил, что небо еще не синее, асероватое, со светло-розовым отблеском.

В отличие от мужа Алекс не спала всю ночь, но почему-тоголова была на удивление ясной.

– Шесть, – весело ответила она.

– Да ты шутишь? – охнул Джордан и поспешно закрыл глаза,решив, однако, узнать причину столь раннего пробуждения жены. – Кто-то болен?

– Нет.

– Умер?

– Нет.

Слабая улыбка чуть раздвинула губы Джордана.

– Болезнь и смерть – вот единственные причины, по которымнормальный человек может встать в столь ранний час. Ложись в постель.

Александра весело хмыкнула на его невнятные, хотя и вполнедобродушные упреки, однако покачала головой:

– Ни за что.

Несмотря на одолевавшую его дремоту, от Джордана не укрыласьсияющая улыбка жены. Кроме того, она прижималась к его бедру своим. ОбычноАлександра старалась улыбаться как можно сдержаннее и старательно избегалаприкасаться к нему по собственной воле, кроме тех минут, когда они сплетались вобъятиях на широкой постели…

Стремление поскорее узнать причину столь приятной, хотя инеожиданной перемены заставило Джордана вновь открыть глаза и взглянуть нажену. Сегодня она казалась поистине пленительной: волосы рассыпаны по плечам вочаровательном беспорядке, глаза сверкают, на лице легкий румянец. ОднакоДжордану показалось, будто она что-то замышляет.

– Итак? – весело осведомился он, подавляя порыв привлечь еек себе. – Как видишь, я уже проснулся.