И Дэйв заставил себя спросить:

– А что это за загадка, ответа на которую ты не знаешь? – Вообще-то он ненавидел загадки. Господи, как он их ненавидел!

– Ах! – Флидас склонил голову набок. – Ах как много ты хочешь узнать и попробовать! Слишком спешишь, дружок. Осторожней, а то как бы язык не обжечь. Я, между прочим, и так уже немало сказал тебе – смотри не вздумай позабыть! – хотя, конечно, ваша седовласая все это знает и без меня… Бойся дикого кабана! Бойся лебедя, что качается на волнах соленого моря, выбросившего ее тело!

Чувствуя, что буквально тонет в этом море загадок, Дэйв ухватился за первую же соломинку:

– Тело Лайзен? – спросил он.

Флидас умолк и посмотрел на него. Листва чуть слышно зашелестела.

– Неплохо, – сказал Флидас. – Даже очень неплохо. За это можешь оставить топор при себе. Спускайся сюда: я тебя накормлю-напою.

При упоминании о еде Дэйв вдруг почувствовал чудовищный голод. Чувствуя, что случайно попал в точку – хоть и понимал, что ему просто повезло, – он пошел за Флидасом по осыпающимся земляным ступеням вниз.

И вскоре перед ним открылась целая анфилада комнат с земляными стенами, которые были пронизаны переплетающимися мощными корнями деревьев. Он дважды ударился об эти корни головой, следуя за своим хозяином-коротышкой, прежде чем оказался в довольно удобной комнате, посреди которой стоял круглый стол со стульями. Комната была на удивление хорошо освещена, хотя Дэйв так и не понял, откуда лился этот свет.

– Когда-то я был деревом, – сообщил ему Флидас, словно отвечая на не заданный им вопрос. – И я знаю имя самого глубокого корня земли.

– Аварлит? – осмелился высказать свою догадку Дэйв.

– Не совсем, – откликнулся Флидас, – но неплохо, неплохо. – Теперь он, похоже, совсем подобрел и по-домашнему суетился у стола.

Странно, но и Дэйв почувствовал себя увереннее и решил немного поднажать на гнома:

– Меня привел сюда Лорен Серебряный Плащ. Меня и еще четверых. Но я случайно был от них отделен. А Левон и Торк должны были доставить меня в Парас Дервал, но по дороге… сперва был этот взрыв на горе, а потом мы попали в засаду.

Флидас как-то печально посмотрел на него и сказал обиженным тоном:

– Ну это я и так знаю! В горах еще будут землетрясения, так уж положено.

– Но они уже начались! – воскликнул Дэйв, как следует глотнув из бокала, который протянул ему Флидас. И тут же повалился без сознания прямо на стол.

Флидас довольно долго с подозрением смотрел на него. Теперь он уже не казался таким добродушным и совершенно точно не производил впечатление безумца. Через некоторое время колебание воздуха возвестило о прибытии той, кого он, собственно, и ждал.

– Осторожней, – сказал он ей. – Это ведь все-таки мой дом! Один из моих домов. К тому же сегодня ты мне кое-чем обязана.

– Хорошо, я буду осторожной. – Она слегка светилась, и сияние это исходило как бы у нее изнутри. – Родилась уже?

– Как раз сейчас она появляется на свет, – ответил Флидас. – Скоро они все вернутся.

– Это хорошо. – Богиня была явно удовлетворена. – Хорошо, что я сейчас здесь. Я ведь была здесь, и когда родилась Лайзен. А где тогда был ты? – Улыбка у нее была капризная, тревожащая.

– В другом месте, – признался он, точно проиграв ей очко. – Я был тогда Талиесином. В обличье лосося[9].

– Я знаю, – молвила она. Ее присутствие настолько заполняло собой все подземелье, что казалось, сюда с небес спустилась звезда. И ему нелегко было смотреть ей в лицо.

– А как насчет той единственной загадки? – спросила она. – Хочешь узнать разгадку?

Он был очень стар и очень мудр; он и сам был наполовину Богом, но она назвала самое сокровенное его желание.

– Богиня, – сказал он, воспламеняясь, – я мечтаю об этом!

– И я тоже, – отрезала она жестко. – Если узнаешь его тайное имя, не забудь сообщить мне. И вот еще что. – При этих словах Кинуин вспыхнула таким ослепительным светом, что Флидас от ужаса и боли даже зажмурился. – Больше не смей говорить мне о том, что я что-то кому-то должна или обязана! Я никому и ничего не должна. Я обязана отдать только то, что пообещала сама. Но если я что-то пообещала, это уж никак не долг мой, а дар. Никогда не забывай об этом.

Он пал перед ней на колени. Исходивший от нее свет сводил его с ума.

– Я же прекрасно знаю, – и басовитый голос Флидаса дрогнул, – как ярко может сиять Охотница в своем лесу.

Это была мольба о прощении; и она смилостивилась над ним.

– Ну хорошо, – сказала она, светясь уже не так ярко, чтобы он мог видеть ее лицо. – Теперь мне пора. А этого человека я возьму с собой. Ты правильно поступил, призвав меня: он должен еще со мной кое за что расплатиться.

– Как же он может расплатиться с тобой, Богиня? – тихо спросил Флидас, глядя на безвольно распростертое тело Дэйва Мартынюка.

Кинуин с таинственным видом улыбнулась.

– Ничего, мне все равно это будет приятно. – Но прежде чем исчезнуть вместе с Дэйвом, она вновь обратилась к Флидасу, хотя говорила так тихо, что он с трудом мог расслышать ее слова: – И запомни, лесное существо, если я узнаю, каким именем можно призвать великого Воина, я непременно тебе скажу. Обещаю.

Потрясенный, утратив дар речи, он снова упал перед ней на колени. Именно это и было всегда самым сокровенным его желанием! Когда же он поднял голову, то увидел, что остался в подземелье один.

Их разбудил свет утра. Они, все трое, лежали на мягкой траве, а неподалеку паслись их лошади. Каким-то образом они оказались на опушке леса, откуда была видна дорога, пересекавшая равнину с востока на запад, а за дорогой – невысокие холмы и крестьянская усадьба. Птицы над головой пели так, словно отмечали рождение мира. Собственно, так и следовало считать после тех катаклизмов, которые пережил Фьонавар минувшей ночью.

Ибо те силы, которые столкнулись на его территории, не встречались с тех пор, как великий Ткач соткал этот мир и дал имена его Богам. Йорвету Основателю не дано было дожить до взрыва горы Рангат, и он не видел страшной огненной руки в небесах; и Конари не доводилось слышать столь могучего грома в лесу Мёрнира и наблюдать, как магический белый туман, кипя, изливается из Древа Жизни и проходит сквозь тело жертвы. Ни Ревор, ни Амаргин никогда не видели такой луны, какая плыла в небесах в ту ночь; и никогда еще камень Бальрат, имеющий свою долгую историю, не вспыхивал таким ярким огнем на руке человека. И ни один человек на свете, кроме Ивора дан Банора, никогда не видел, как нимфа Имрат в обличье чудесного единорога несет на спине всадника по сверкающему звездами небосводу.