Насчет того, кто должен теперь стать королем Бреннина, они пришли к полному согласию, хотя и не без некоторых сожалений. В Айлероне, грубоватом, резком, даже порой буйном, безусловно, было нечто от воинственных правителей былых времен. А тонкий, блестящий, но слишком неуравновешенный Диармайд казался им сейчас недостаточно надежным. Старым магам, конечно, случалось и ошибаться, но не так уж часто они ошибались оба одновременно. Барак согласился с ними сразу. Мэтт сказал, что должен сперва немного подумать и кое с кем посоветоваться, что было, впрочем, вполне естественно, и остальные трое давно уже привыкли, что гном никогда не спешит, принимая серьезное решение.

На этом разговор и завершился, тем более они уже вошли в рощу. Сами обладая магической силой, а потому глубоко чувствуя то, что здесь происходило в последние три ночи, они молча подошли к Древу Жизни.

Но вскоре, по-прежнему храня молчание, вызванное, правда, уже совсем иными причинами, повернули назад. Они быстро шли к выходу из рощи, и с листьев на них капала вода после пролившегося утром дождя. Согласно древним поверьям, которые они знали очень хорошо, Мёрнир обычно, приходя за своей жертвой, предъявлял права только на ее душу. Само же тело, бренное, опустевшее тело, Богу не было нужно, и он оставлял его на Древе.

Вот только на этот раз тела там не оказалось!

Впрочем, эта загадка вскоре разрешилась. Вернувшись в Парас Дервал, Лорен и Мэтт на пороге своего Дома увидели девочку в одеждах послушницы Храма. Она, видимо, уже давно поджидала их там.

– Господин мой, – обратилась она к Лорену, – Верховная жрица просила меня передать: она просит вас обоих сразу, как только сможете, прийти к ней в Храм.

– Да неужели? – прорычал Мэтт.

Девочка не удивилась и не испугалась. Она по-прежнему была серьезна и чрезвычайно сосредоточенна.

– Да, это правда. Она сказала, что это очень, очень важно!

– Ага, – догадался Лорен, – так это она похитила тело жертвы?

Девочка кивнула.

– Ну да. И еще эта красная луна… – пробормотал Лорен. – Все сходится.

Девочка опять кивнула и неожиданно холодным тоном заметила:

– Конечно сходится! Ну что, теперь вы со мной пойдете?

Мэтт и Лорен изумленно подняли брови, но все же последовали за посланницей Джаэлль.

Когда они миновали восточные ворота и оказались за городской стеной, девочка вдруг остановилась и сказала:

– Сперва я должна вас кое о чем предупредить.

Лорен с высоты своего огромного роста в очередной раз удивленно воззрился на нее:

– Это тебе Верховная жрица велела?

– Ну конечно же, нет! – В ее голосе слышалось нетерпение.

– В таком случае ты не должна говорить более ни о чем, кроме того, что тебе было поручено сказать. Как давно ты в послушницах?

– Мое имя Лейла! – Она невозмутимо посмотрела на него. «Какие-то у нее чересчур спокойные глаза, – подумал Лорен. – Интересно, зачем она назвала мне свое имя? Может быть, она не в себе? Иногда в Храм берут таких девочек…»

– Я ведь тебя спрашивал не об этом, – мягко упрекнул он ее.

– Я знаю, о чем ты спрашивал. – Пожалуй, тон у нее был даже язвительным. – Я – Лейла. Это я призвала Финна дан Шарара совершить Самый Долгий Путь. Во время та'киены. И за это лето ему Долгий Путь выпал целых четыре раза.

Лорен прищурился; он тоже слышал об этом.

– И Джаэлль сама предложила тебе стать послушницей?

– Да. Два дня назад. Она очень мудра.

Отважное дитя. И дерзкое. Пора взять инициативу в свои руки, решил маг.

– Я бы не сказал! – жестко возразил он. – Раз послушницы Храма осмеливаются судить свою Верховную жрицу, а ее посланницы передают адресатам не то, что она велела, а то, что хочется им самим.

Девчонку это отнюдь не смутило. Равнодушно пожав плечами (и тем самым как бы признавая справедливость утверждений Лорена), она повернулась и не оглядываясь стала подниматься на вершину холма, где находилось святилище Богини.

Лорен попытался было ее догнать, но она шла слишком быстро, и он вынужден был в кои-то веки признать свое поражение.

– Постой-ка, – окликнул девочку Лорен и услышал, как за спиной у него насмешливо фыркнул Мэтт. – Что ты хотела сообщить мне? – Он прямо-таки видел, как ухмыляется сейчас гном. Ну что ж, вздохнул он, это действительно довольно смешно.

– Что он жив, – только и сказала Лейла. И сразу беседа их перестала быть смешной и забавной.

Его давно уже окружала тьма. И казалось, что неведомые силы куда-то влекут его, потому что звезды сперва были совсем рядом, а потом вдруг стали невероятно далекими и словно померкли. И все вокруг сразу потемнело.

Затем перед ним возникли какие-то расплывчатые тени, колеблющийся свет свечей – казалось, он смотрит сквозь залитое дождем стекло, – и движение прекратилось. Его больше никуда не несли, но все равно было ощущение того, что некая волна вот-вот подхватит его и унесет в темное море, где все кончается и пропадает навеки.

Не кончалось почему-то лишь одно: его собственная жизнь.

Да, он был жив.

Пол открыл глаза. Он преодолел очень долгий путь. И теперь, после этого путешествия, ему казалось, что он лежит на постели в незнакомой комнате, где горят свечи. Он был очень слаб, чтобы понять, наяву ли видит все это. Странно, но физической боли он почти не чувствовал. Зато его вдруг пронзила совсем иная боль – этой боли раньше не было доступа в его душу, и сейчас она казалась ему почти непозволительной роскошью. Он один раз очень медленно вздохнул, и этот вздох, безусловно, означал жизнь, а потом он вздохнул во второй раз, как бы приветствуя возвращение печали.

– О, Рэчел! – прошептал он едва слышно. Когда-то он строго-настрого запретил себе произносить это имя. Но теперь что-то произошло – еще до того, как он умер, – и он обрел право выпустить свое горе наружу.

Вот только, как оказалось, он не умер, он остался жив! Страшная мысль пронзила его подобно кинжалу: неужели он остался жив, потому что потерпел неудачу? Неужели? Ему стоило невероятных усилий чуточку повернуть голову, но зато он увидел чью-то высокую фигуру у своей постели и огромные глаза, пристально смотревшие прямо ему в лицо.

– Ты у меня в Храме, – услышал он голос Джаэлль. – А за окном идет дождь.

Дождь. В глазах жрицы был вызов, но в данный момент ее претензии были ему совершенно безразличны. Разве имеет сейчас значение какая-то жрица? И он снова отвернулся от нее. Главное, идет дождь! И он жив. Значит, Мёрнир отослал его назад? Стрела Бога…

И он ощутил тайное присутствие Мёрнира – у себя в душе, точно тяжкое бремя, требующее неусыпных забот. Нет, пока еще можно было немного отдохнуть, полежать неподвижно, пробуя на вкус ощущение обновленного бытия – впервые за такой долгий период, за целых десять месяцев. И три ночи, которые на самом деле были вечностью. О, ему разрешено было даже немного радоваться! И он, закрыв глаза, провалился поглубже в подушку. Он был ужасно, отчаянно слаб, но и это сейчас ему казалось совершенно нормальным: ведь там шел дождь!