Быстрый рост армии сказался также на положении городов. Массовая мобилизация рабочих и служащих в войска привела к увеличению рабочего дня на заводах для оставшихся рабочих. Нормой стали сверхурочные работы. Дополнительное рабочее время на казенных предприятиях уже не оплачивалось, как прежде, в полуторном размере из-за недостатка средств в областной казне. И даже после долгого рабочего дня горожане должны были нести бесплатную охранную службу в рядах ополчения[884]. Северяне, существовавшие на полуголодном пайке, не могли даже докупить себе продовольствие на свободном рынке, так как цены достигли астрономических размеров. Кругом ходили слухи, что хлеба в области хватит только до весны, и это еще более усиливало недовольство. По сообщению агентов белой контрразведки, в январе 1920 г. рабочие архангельских заводов говорили между собой, что «большевики и не пойдут сюда: зачем они будут класть людей; они нас голодом заморят»[885]. А Архангельский совет профсоюзов все более открыто заявлял о том, что положение может изменить лишь «по возможности скорое завершение гражданской войны», намекая на перемирие с большевиками[886].

Находясь в Северной области как в осажденной крепости, даже региональная торгово-промышленная элита должна была в последние месяцы 1919 г. туже затянуть пояса. Чтобы достать валюту для закупок снабжения за рубежом, в августе 1919 г. Миллер жесткими мерами попытался принудить торговцев сдать в казну полностью всю валюту, полученную от экспорта. В обмен власти предлагали обесцененные русские рубли по завышенному курсу, что фактически грозило банкротством архангельским торговым кругам. Чтобы обеспечить исполнение приказа, «должникам» было запрещено покидать Северную область под угрозой конфискации имущества. В октябре 1919 г. наказание за уклонение от уплаты было увеличено до 4–6 лет каторжных работ с конфискацией денежных вкладов и собственности[887]. Теперь скамья подсудимых грозила виднейшим представителям местных торговых кругов. Например, в декабре северное руководство пыталось добиться выдачи как уголовного преступника предпринимателя И.И. Данишевского, находившегося в тот момент в США в качестве официального представителя Областного комитета продовольствия для организации продовольственных поставок в Архангельск[888].

Валютные средства, полученные от экспортеров, едва ли могли разрешить финансовый кризис в Северной области. Однако нажим на торговцев испортил отношения белой власти с региональными кругами. Торгово-промышленная элита громко протестовала против «большевистских приемов», применяемых белым руководством, и возводила на него вину за развал хозяйства, за экономическое запустение и нарушение «коренных интересов» Севера[889]. Но протесты не нашли понимания у правительственных чиновников, обвинявших торгово-промышленников в отсутствии патриотизма и защите своих «шкурных интересов»[890]. С осени 1919 г. наиболее дальновидные и обеспеченные представители архангельской элиты, не видя возможности продолжать свою деятельность на Севере, потянулись за рубеж. В частности, Данишевский решил не возвращаться в Архангельск и предпочел добровольное изгнание северной каторге. Другие местные активисты отошли от политики. Многие теперь сомневались, действительно ли настолько ужасна жизнь под властью большевиков, что стóит и дальше терпеть все те беды, которые принесла с собой война.

В итоге к концу 1919 г. беспрецедентный рост белой армии до предела выжал ресурсы Северной области. Напряжение населения было таково, что, по свидетельству очевидцев, для обслуживания транспорта гражданские власти, за неимением трудоспособных мужчин, поголовно служивших в армии, привлекали женщин, даже находившихся на последних месяцах беременности. Как отмечал в январе 1920 г. командующий Мурманским фронтом генерал В.С. Скобельцын: «…мы взяли от населения все, что оно могло дать. Все, что еще не в рядах войск, то на работе в земских и городских учреждениях или обслуживает те же войска, неся службы на железной дороге»[891]. Больше мобилизовывать было некого и нечего.

Перенапряжение фронта и тыла Северной области сказалось на том, что для крушения белого фронта почти не понадобилось активного вмешательства большевиков. Данные белой контрразведки и воспоминания северных большевиков свидетельствуют, что к концу 1919 г. на Севере не было даже организованного большевистского подполья[892]. Однако резкое изменение военной обстановки на других белых фронтах решающим образом отразилось на положении области. Уже в ноябре 1919 г. в Архангельск стали приходить известия, что армия Деникина, не достигнув Москвы, перешла в длительное отступление, что войска Юденича так и не смогли взять Петроград и отходят в Эстонию и что Колчаку не удалось остановить отход сибирских войск и даже удержать в своих руках Омск. Именно это предрешило судьбу белого Севера. Красным не потребовалось военных побед. Северная область рухнула сама собой под тяжестью неоправдавшихся надежд и непосильной для нее армии.