Библиотекарь — преподаватель? Почему бы и нет? Он мог стать кем угодно, переписав свою судьбу.

— Элизабет.

— Да, я думаю…

— Я спросил, не хотите ли вы сделать перерыв на чай?

Хотела. Чаю. И чтобы Брок с инспектором ушли.

Крейг вздыхал сегодня чаще обычного, терзал свой многострадальный платок и совсем не смотрел в мою сторону. Брок, наоборот, глядел не отрываясь. Сначала меня это раздражало, а потом я вспомнила, что ему совсем недолго осталось и он прекрасно знает об этом. Знает и продолжает жить. Игнорирует сочувствующие взгляды, а на вопрос о самочувствии, если какому-то болвану придет в голову брякнуть такое, наверное, отвечает с ухмылкой: «Не дождетесь!» Сейчас у него новое развлечение — он расследует самое невероятное в истории академии, а то и всего мира преступление. А если некая девица не пожалеет пары унций крови, он, быть может, успеет совершить очередное открытие, пусть не особо значимое для науки, но нужное ему самому как знак, что он все еще жив и не собирается сдаваться.

Стоило вдохновиться его примером, но вместо этого я еще сильнее ощутила, насколько слаба даже в сравнении с умирающим стариком.

Змееподобный мистер Адамс, принесший чай, — и тот, казалось, смотрел на меня с жалостью. Потому что я и была жалкой. А когда ректор с инспектором решили просветить меня относительно дополнительных мер безопасности, едва не расплакалась. Какой толк меня защищать? От меня самой какой толк?

С этим нужно было что-то делать. Взять себя в руки, встряхнуться. Я знала действенный способ. Слушала Оливера, рассказывающего о сигнальной сети и скрытых щитах, а мыслями была на ринге с Саймоном.

— У вас ведь назначена тренировка с мистером Вульфом? — будто прочитал мои мысли ректор.

— Да.

— Он, наверное, не смог вас предупредить. У старшекурсников практика за пределами академии, вернутся поздно.

Виски свело холодом, руки предательски затряслись. Ну что за день такой? Словно кто-то намеренно испытывал меня на прочность и не останавливался, не понимая, что я давно уже провалила эту проверку…

А впереди выходные.

Два дня без занятий, без посещения лечебницы, без встреч с Оливером и тренировок с Саймоном. Без насмешек Грина.

Всего два дня — такая мелочь.

Была бы.

Если бы не пошел дождь…

Он настиг меня на полпути к общежитию. Первая капля, тяжелая и холодная, в издевку ударила по носу, вторая скатилась невыплаканной слезой по щеке. Третья, четвертая… Потом кто-то наверху отвинтил до упора кран, одинокие капли сменились сплошными потоками, и лужи вокруг пузырились, предупреждая, что это надолго…

Как в тот день.

На миг почудилось, что я все еще сплю и вижу картины прошлой жизни: ранняя весна, низкое небо, ливень, голые деревья застыли безмолвными наблюдателями. Не хватало только боли, выпавшего из рук мобильника, какое-то время еще подмигивавшего разбитым экраном, металлического заборчика, в который я вцепилась тогда, понимая, что все равно не удержусь на ногах, и равнодушно спешащих мимо людей…

Я даже постояла минуту, а то и все десять, ожидая, что меня вот-вот скрутит в дугу, но лишь вымокла насквозь.

Скрутило меня уже в общежитии, после того как ушла Мэг. Приехала ее сестра с маленькой дочерью, остановилась в гостинице при академии, и Мэгги получила разрешение пожить с ними на выходных.

— Сибил встречается вечером с Яном, — сказала она мне, собираясь. — Сейчас выбирает, что надеть, так что лучше даже не заглядывай к ней — ты же знаешь, какая она нервная, когда дело доходит до нарядов.

— С каким Яном?

Хотелось кинуться к подруге и умолять не бросать меня. Разве она не видит, что я промокла и дрожу от холода? Не чувствует, как мне плохо и страшно? Прошлое вцепилось в меня с новой силой, настоящее размыто дождем, а будущего вообще нет…

— Ох, Элси, — Мэг укоризненно покачала головой. — Она с ним месяц назад познакомилась. Некромант, помнишь?

Да, было. Сибил познакомилась с каким-то парнем, когда они с Мэг и Норвудом собирали информацию о пропавших студентах. Потом встречалась с ним пару раз, обещала нас познакомить, но все не складывалось. Наверное, и имя его называла, но я забыла…

— Не скучай, — помахала от порога соседка. — Завтра загляну.

Хлопнула дверь, и…

…скрутило…

Боль подкралась сзади, обняла за плечи, поцеловала в затылок. Закрыла мои глаза горячими ладонями: угадай кто? Кто не придет к тебе, не утешит, не посидит рядом? Никто…

Летти нашла меня поздно вечером.

Боль к тому времени отступила, и я просто лежала на полу, там, где застал меня приступ. Слушала шум дождя, смотрела, как через окно вползает в комнату мрак, и не думала ни о чем. Мне так это понравилось — не думать, что я даже не пыталась понять, что говорила мне горничная, зачем тянула меня на кровать, кого звала, выбежав в коридор.

Меня хлопали по щекам, что-то подсовывали под нос, но запахи я разбирала еще хуже, чем слова, и по-прежнему не думала. Лишь одна мысль проскочила украдкой, что было бы неплохо, останься так навсегда.

Но этому желанию не позволили сбыться.

Свет стал ярче, звуки громче. Вернулось обоняние.

— Элизабет.

Грейпфрут и ветивер. Теплая кожа…

— Элизабет, посмотрите на меня.

Черные глаза, глубокая складка между бровей, во взгляде — тревога…

— Я послал за доктором Грином, но его нет ни в лечебнице, ни дома.

Оцепенение медленно сползало, словно кто-то стягивал с меня холодное покрывало. Проснулась затаившаяся в висках боль, и я покачала головой, прогоняя ее.

— Не нужно, — прислушалась к голосу, чуть больше месяца ставшего моим, и снова тряхнула головой. — Я просто…

…уже привыкла лгать.

— Я попала под дождь. Замерзла…

— У вас жар. Если Грин не найдется, переправлю вас в лечебницу.

— Так и следовало поступить, а не лишать меня единственного за неделю свободного вечера, — проскрипел от двери легкий на помине доктор, и я закрыла глаза, не желая видеть его недовольного лица.

— Мистер Грин, я бы попросил…

— Вы уже попросили, милорд, и я пришел. Теперь извольте подождать в коридоре.

Я услышала, как дверь открылась, закрылась снова. Потом — приближающиеся шаги.

— Что с вами стряслось, Бет?

— Все хорошо.

— Хм… И как давно вам настолько хорошо?

— С утра. А вам?

По моим ощущениям, он не походил на человека, у которого отобрали свободный вечер. Это было сродни мазохизму, но в глубине души меня радовало, что я могу это чувствовать: его усталость, опустошенность недавним откатом. Чувствовать, что не мне одной сейчас тяжело.