всех – меня не интересует, – сказала Сашка жестко. – Ты – глагол в сослагательном наклонении, у тебя есть особенность. Если ты не будешь изо всех сил учиться – то… догадываешься что?

Егор смотрел пустыми, неподвижными глазами.

– Ты что, не понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю. Нам то же самое говорят на каждом занятии. Если ты не завяжешь шнурки – упадешь. Если не будешь кушать кашу – вырастешь неудачником.

– Егор…

Сашка осеклась. Егор пребывал, наверное, на самом сложном этапе информационной перестройки: как личность почти распался, как Слово еще не сложился. Она вспомнила себя год назад: примерно в это же время они познакомились, Егор – уверенный в себе, сильный и добрый человек. Егор вытащил однокурсника Степку из реки; Сашка нередко замирала посреди движения, вперив взгляд в одну точку, и точно знала, что провалит зачет по практической специальности…

Она взяла Егора за руку. Еще секунда – и она присвоила бы его, сделав частью себя.

Но она удержалась, вспомнив горький опыт.

* * *

Она отнесла к мойке поднос с грязной посудой. Костя отодвинул стопку тарелок, освобождая место на длинном цинковом столе. Сашка благодарно кивнула.

– Ты ему не поможешь, – сказал Костя. – И не бери дурного в голову: это их дело, пусть работают. Как мы работали.

– Мы помогали друг другу, – тихо сказала Сашка.

– Мы – однокурсники. А они… он тебя никогда не поймет. Не пришло время.

Костя пошел к выходу из столовой, а Сашка подумала, что он прав. Есть вещи, которые объяснить нельзя; разве не об этом твердили с самого начала Портнов и Стерх?

* * *

Осень наступила в середине сентября, резко похолодало. Дожди не прекращались до самого первого снега. Сашка топила крохотный камин в комнате углем из бумажной пачки и дровами, купленными на базаре. Дрова трещали, рассыпали искры, Сашка часами сидела перед камином с книгой на коленях. Ложилась спать, укрывшись простыней, среди ночи натягивала на себя одеяло, а под утро, бывало, просыпалась от холода и, конвульсивно позевывая, кутаясь в куртку поверх ночной рубашки, разжигала огонь в камине.

Над крышей поднимался дым. Шел первый снег, ложился на головы каменных львов, засыпал город Торпу.

* * *

– Мама?

Хозяйский телефон стоял на полочке, у входа на первом этаже. Старинный телефонный аппарат с высокими, «рогатыми» рычагами для трубки. Сашка привалилась плечом к кирпичной оштукатуренной стене.

– Алло! Мамочка! Ты меня слышишь?

– Привет, Сашхен… Как хорошо, что ты позвонила…

Далекий голос. Нарочитая бодрость, даже беспечность.

– Как малой?

– Все хорошо. Немножко кашляет… Мы летом пытались его закалять, но как-то неудачно… То одно мешает, то другое… А так все нормально. Хотим переклеить обои в твоей комнате. А то прямо позорище, а не обои. Может быть, выйду на работу, на полставки… Не сейчас, конечно, через полгодика… Соскучилась по работе… Можно няньку нанять почасово…

Мама говорила легко, и не слова, а тон ее должен был уверить Сашку в полнейшем спокойствии, стабильности, мягком отчуждении. Сашка представила, как мама стоит с трубкой над плитой, помешивает молочную кашу в кастрюльке, и улыбается, и говорит, говорит…

Сашка прикрыла глаза. Телефонная трубка нагрелась, приняв тепло ее щеки. Дрожит мембрана, превращая голос в поток колебаний. От трубки идет витой провод… Слова тянутся дальше, и Сашка за ними – из дома в железную коробку коммутатора, дальше по проводам, в замерзшую землю, под полями и сугробами, под корнями и бетонными плитами, дальше, дальше; Сашке казалось, что она протянула руку очень далеко, вытянулась так, что вот-вот сведет судорогой.

Мама не стояла над плитой. Она сидела в кресле, прикрыв глаза, вцепившись левой рукой в подлокотник. Судорожно стиснув пальцы, будто от боли, но Сашка, присвоившая маму в этот момент, знала, что боли нет.

Перехватило горло. И у мамы – и одновременно у Сашки, и в трубках с обеих сторон сделалось тихо-тихо.

– Мамочка… У меня все тоже хорошо, я учусь нормально, кормят хорошо…

Перекатывались, как пустые горошины, ничего не значащие слова – туда-сюда по проводам. Хорошо. Хорошо. Шорох, шов, капюшон; Сашка была собеседницами на разных концах провода. Она говорила сама с собой и, как это часто бывает, сама себе не верила.

– Мама!!!

Крик прокатился по телефонному кабелю – под замершими речушками. Под заснеженными полями. Отозвался в пластмассовой трубке:

– Санечка? Что с тобой?

Вот они, слова истинной Речи. Эйдосы, смыслы. Надо изъявить: «Ты ни в чем не виновата, сбрось с себя груз, живи и будь счастлива»…

Но если сказать это по-человечески, вслух – получится ужасно. Получится вздор и вранье. И ничего не изменится – будет только хуже.

– Мамочка… Поцелуй за меня малого, все хорошо…

– Ага. Пока, Сашхен, до свидания…

Короткие гудки.

* * *

– Время – понятие грамматическое, это ясно или надо объяснять?

– Ясно.

– Прежде чем начинать манипуляцию со временем, следует поставить якорь. «Сейчас – тогда». В графическом изображении это выглядит вот так… Поплавок с двумя полюсами – красным и белым… Не спешите, Саша! Мы опережаем программу, нам некуда…

– Я знаю. Я чувствую. Сейчас.

– Хорошо… Якорь перейдет в состояние «тогда», как только вы измените грамматическую конструкцию. Кроме основного вектора – прошлое-будущее, – вы должны учитывать общую продолжительность действия, периодичность действия, завершенность или незавершенность действия, отношение начала и конца действия к точке «сейчас»… Положите ручку, Саша! Не надо торопиться! Это сложнейшее упражнение, на третьем курсе его мало кто решается выполнять!

– Я готова.

– Вижу… Ладно. Возьмем половину грамматического такта, полшага назад… Сосредоточьтесь. Время – понятие грамматическое, это ясно или надо объяснять?

– Ясно.

– Прежде чем начинать манипуляцию со временем, следует поставить якорь. «Сейчас-тогда». В графическом изображении это выглядит вот так… Поплавок с двумя полюсами – красным и белым. Не спешите, Саша!

– Николай Валерьевич, это уже было. Если мы сейчас не перестроим конструкцию обратно на минуту вперед… то есть на полтакта вперед, мы так и будем ходить по кругу!

– Повторенье – мать ученья… Спокойно, Саша. Спокойно. Обратная перестройка чуть сложнее, поплавок меняет цвета… Сейчас – тогда… Осознайте.

– Я поняла! Я… попробую… Это было, длилось, повторялось, закончилось… закончилось. Сейчас.

– Браво! Хотите еще раз попробовать?

– Да.

– Начинайте… Время – понятие грамматическое, это ясно или надо объяснять?

* * *

Она уходила на берег реки. Лепила шарик из снега, согревала его голыми ладонями, чтобы не рассыпался. Бросала вертикально вверх. И так раз за разом. Дворнику, убиравшему снег на улице Луговой, казалось, наверное, что девушка откровенно бездельничает, пропуская занятия.

Вот снежок оторвался от ладони. Поднялся