– Получилось?

– Ты была права, – сказал Егор. – Слушай… мне страшно.

– Ерунда, – сказала Сашка. – Учись и ничего не бойся. Выучишься, сдашь экзамен, получишь диплом, сделаешься Словом. Может быть, даже фундаментальным понятием, говорят, это почетно…

– Я глагол, – сказал Егор.

– Что?!

– Мне сказали… Ирина Анатольевна… что я глагол в сослагательном наклонении. Я – если бы. Понимаешь?

– Да, – сказала Сашка. – Крутая у ваших методика. Наши преподаватели до последнего тянули, ничего не объясняли.

– Но я ничего не понял, – сказал Егор. – Если бы я купил тогда лыжи – все было бы по-другому?

Сашка отступила на шаг:

– Наверное, нет. Понимаешь…

И замолчала.

Явилась толпа первокурсников, потрясенных первым занятием. Молча встали вокруг, не решаясь подступиться к щиту поближе, не решаясь обойти страшненького калеку-второкурсника и Старшую Студентку, с виду обычную, но тем более пугающую.

– Я тоже глагол, – сказала Сашка. – Но я – в повелительном наклонении. Наверное, у нас все равно бы…

И снова замолчала. Не хотелось продолжать разговор в круге перепуганных детей. И не было смысла его продолжать: про «кольцо», на которое ее «подсадил» Фарит Коженников в педагогических целях, она никогда не рассказывала никому – кроме Кости.

– Эй, вам чего? Расписание переписать? Тогда давайте переписывайте, сейчас звонок на пару, знаете, что будет, если опоздаете?!

Зашуршали карандаши. Зашептались девочки. Сашка взяла Егора за рукав и отвела в сторону; они оказались в тени бронзового всадника, но Сашка не торопилась разжимать пальцы.

– Понимаешь, Егорка, собственный опыт, он… средство индивидуального пользования. Когда что-то понимаешь, знаешь наверняка, но не можешь объяснить другому человеку, у которого просто нет такого опыта… Очень неприятное чувство. Воображаю, как мучалась эта самая Кассандра.

– Не понимаю, – сказал Егор. – Я туго соображаю… после лета.

– Это пройдет… Все пройдет, по большому счету. А где эта девочка, Ира, у которой я занимала свитер?

– Провалила сессию.

– Как?!

– Провалила специальность. Три раза пересдавала. И не сдала. Где она сейчас, как ты думаешь?

– Там, где Захар, – глухо ответила Сашка.

– Кто это?

– Ты не помнишь… Егор, сам-то ты как? Как себя чувствуешь после… всего? И что у вас за препод по введению в практику, нормальный?

– Ты говоришь, будто ты моя мать, – сказал Егор.

Сашка грустно улыбнулась:

– Это плохо?

– Это странно… Но если мы слова, у нас все равно не могло быть никаких отношений.

– Кроме грамматических, – Сашка натянуто улыбнулась.

Егор опустил глаза:

– Прости меня. Когда я еще был человеком… я был не прав.

* * *

Все они передо мной виноваты, все признали свою вину, и я сижу теперь в их признаниях как в шоколаде, мрачно думала Сашка, валяясь на кровати у себя в комнате и пролистывая текстовый модуль. Она научилась проглядывать параграфы, скользить по верхам, не углубляясь в скрежещущий словесный хаос. Это не заменяло вдумчивого изучения, но пользу приносило несомненную. На параграфы не было наложено столь строгого ограничения, как на упражнения Портнова и «пробы» Стерха; Сашке позволено было хоть весь учебник прочитать до конца, что она сейчас и проделывала со сдержанным удовольствием. Иногда в такие минуты ей виделся совсем рядом, над головой, красиво изогнутый фрагмент укрывающей планету сферы; серая, дымчатая, она кишела идеями и смыслами, образами, обрывками и целыми впечатлениями. Все было случайно, и все было взаимосвязано, казалось, только протяни руку, возьми свежий смысл, осознай, пойми – и все переменится, мир переменится тоже…

Отсюда черпают гении, думала Сашка почти без зависти. Сами не понимают как, интуитивно; руку протяни – и вот она, идея…

До первого в году занятия со Стерхом оставалось десять минут. Сашка захлопнула книжку, бросила в сумку. Проверила, на месте ли ручка и карандаш.

Со вздохом надела на шею розовый футляр с телефоном. Заперла дверь, вышла на улицу, прошла два шага к институту…

И остановилась, будто влипнув ногами в булыжник.

* * *

Мама шла по улице Сакко и Ванцетти. Оглядывалась, всматривалась в номера домов. Сашке целую минуту хотелось верить, что это ошибка, по брусчатке идет похожая на маму, но совершенно чужая женщина…

Два разнополюсных мира сошлись. Торпа, институт, Сашкино перерождение, слова и смыслы. Мама, дом, прежняя человеческая жизнь. Они, прежде никогда не соприкасавшиеся, наложились теперь друг на друга, и у Сашки ломило виски при мысли, чем эта встреча может закончиться.

Ее первым побуждением было бежать к маме через улицу, орать, ругаться, выкрикивать в лицо: «Уезжай! Уезжай отсюда!» Сашка сдержалась; вторым побуждением было спрятаться. Нырнуть, как страус, головой в песок. Когда она одолела и этот соблазн, оказалось, что делать-то нечего. Сашка не знала, как поступить, а время до начала занятия сокращалось и сокращалось, Стерх будет ждать ее через семь минут… нет, уже через шесть…

Мама остановилась перед институтом. Группка первокурсниц о чем-то шептались, сблизив головы, то и дело оглядываясь на окна второго этажа. Маме нужно было задать вопрос, а кроме того, ей очень хотелось услышать, о чем говорят студентки. Сашка ее понимала: иногда представление об институте можно составить, просто подслушав случайную беседу…

Мама переступила с ноги на ногу. Она чувствовала себя потерянной и глупой; она долго решалась, прежде чем приехать в Торпу, она сама не знала, что здесь увидит, и вот: милый провинциальный городок, странный, но очень красивый. Четырехэтажное здание института на улице Сакко и Ванцетти. Девушки, по виду благополучные, явно чем-то обеспокоенные, но мало ли поводов для беспокойства у юных студенток в начале сентября?

– Девочки, прошу прощения, вы здесь учитесь?

Группа рассыпалась.

– Здесь, – настороженно ответила видная высокая девица в почти пляжном, очень открытом наряде.

– Вы не знаете Самохину Сашу?

– Она на первом курсе?

– На третьем.

Девчонки запереглядывались.

– Мы никого с третьего пока не знаем… Почти никого. Мы же только первый курс…

– Понятно. Извините.

И мама решительно зашагала ко входу в институт. Взялась за ручку двери.

Скрылась внутри.

Сашка бегом метнулась в переулок. Вылетела во двор. Кинулась к общежитию; только бы он был дома. Только бы…

Забарабанила в дверь с цифрой «три». Именно эту двухместную комнату на первом этаже предоставили в прошлом семестре молодоженам Косте и Жене.

– Войдите! – послышался недовольный голос.

До начала занятия со Стерхом оставалось три минуты. Болтался розовый телефон на шее.

– Сашка?

Она обернулась. Костя шел по коридору, в руках у него дымились две кружки.

– Выручай, – сказала она без предисловий. – У меня практика в двенадцать ноль пять. И мама только что приехала.

– Мама?!

– Я ей запрещала… Без предупреждения… Ну что мне делать, что?! Пойди к Стерху, прошу