Теперь, когда Донни и Памела пошли в школу, я вдруг вознамерилась “принести пользу стране” и сейчас работаю на сборочном конвейере на заводе “Гартсон электрике”, где выпускают рации и портативные радиотелефоны для армии. Зарплата у меня в пять раз выше, чем была в аптеке, а женщины, с которыми я работаю, очень славные. Ты только подумай — если бы ты по-прежнему жила в Ливерпуле, мы с тобой могли бы работать вместе! На заводе постоянно не хватает рабочих рук.

Фил и дети чувствуют себя хорошо, и я надеюсь, что и у тебя все в порядке.

Любящая тебя

Агата»

Молли немедленно села писать ответ. Она клялась, что все время собиралась написать Агате о том, что с ней случилось и где она сейчас, но постоянно забывала об этом. «В последние месяцы моя жизнь перевернулась с ног на голову», — объясняла она, но не добавила, что завидовала тому, что у подруги есть муж, славный домик и что она может позволить себе провести отпуск в Блэкпуле. Каким, оказывается, мелочным может быть человек! Она вспомнила, что завидовала даже тому, что у Агаты появилась новая скатерть!

Письмо Агаты вселило в нее еще большее беспокойство. На сей раз Молли поделилась своими сомнениями с невесткой. Женщины сидели в кухне; Хейзел замешивала тесто, а Молли раскатывала его, чтобы запечь в нем почки с мясом. Кухня стала тем местом, где происходили все важные разговоры.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что тебя снедает беспокойство? — спросила Хейзел.

— Сама не знаю, — призналась Молли. — Думаю, мне хочется сделать что-нибудь для победы.

— Ну, в Дунеатли ты ничего сделать не сможешь.

— Знаю, Хейзел, и, наверное, именно поэтому не нахожу себе места.

— Ну, вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Единственный способ для тебя что-то сделать для победы — это пересечь пролив и получить работу вроде той, на которой занята Агата.

— А как же дети?

— Ты же знаешь, что я присмотрю за ними. Я люблю их, и они любят меня — не так, конечно, как свою мамочку, — поспешно добавила Хейзел. — Но ты уже однажды оставляла их, и они справились и пережили это. Переживут и еще раз. — Хейзел поцеловала Молли в щеку. — Ты стала матерью в семнадцать лет, Молл. Теперь тебе почти тридцать три. Пора тебе пожить и для себя. Иначе не успеешь оглянуться, а вот уже и она, старость. Ты будешь сидеть с вязаньем и спрашивать себя, куда же подевались годы.

Молли яростно набросилась на тесто, раздумывая над словами Хейзел. В конце концов она отложила скалку в сторону.

— Я спрошу детей, — сказала она. — Посмотрим, что они думают об этом. Если они не захотят, чтобы я уехала, значит, я останусь здесь.

Следующим вечером она собрала детей в гостиной и сообщила им, что ей нужен их совет. Меган, которой уже исполнилось пятнадцать, кивнула с умным видом, словно не видела ничего необычного в том, что матери время от времени требуется их помощь. Броуди выглядела удивленной; на лице Джо отражалась тревога. И лишь Томми делал вид, будто ему все равно.

Молли откашлялась.

— Я хотела бы знать, не будете ли вы возражать, если я на некоторое время уеду в Ливерпуль — не знаю, на сколько. По правде говоря, я бы хотела сделать что-нибудь для нашей победы. Наверное, это звучит глупо, но я скучаю по войне. Я могла бы регулярно приезжать к вам, по крайней мере, раз в месяц или чаще, если захотите. Если же вы предпочтете, чтобы я осталась с вами, значит, так тому и быть. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас чувствовал себя несчастным.

— Но тебя же могут убить, как бабушку! — взорвался Джо.

— Налеты почти прекратились, родной. С мая их было не больше дюжины.

— Думаю, ты должна дать нам возможность обсудить это самим, мамочка, — с важным видом заявила Меган. — Возвращайся через полчаса, и мы сообщим тебе о нашем решении.

— Хорошо, — смиренно согласилась Молли.

Она вышла в кухню.

— Ирен была права, — сказала она. — Эта Меган — маленькая надоедливая задавака.

Молли сидела и грызла ногти, пока Хейзел не приготовила ей чашку крепчайшего чая, чтобы успокоить нервы. По прошествии получаса она вернулась в гостиную.

Меган явно назначила себя на роль председательствующей на этом импровизированном совещании. Она многозначительно откашлялась и предложила матери присесть.

— Мы думаем, что ты должна поехать в Ливерпуль, — сказала она. — Мы все понимаем, что тебе недостает войны, потому что нам ее тоже немножко недостает. В Дунеатли очень мило и спокойно, но скучно. Мы знаем, что тебе не нравится твоя работа в банке, и хотим, чтобы ты нашла себе что-нибудь поинтереснее. Мы также не станем возражать, если ты будешь приезжать к нам раз в месяц, но ты должна пообещать, что встретишь с нами Рождество и будешь писать нам каждую неделю.

Молли кивнула.

— Клятвенно обещаю выполнить оба ваши требования. — Она обвела детей взглядом. — Все согласны с Меган?

— Да, мамочка, — хором отозвались они.

Она внимательно вгляделась в их лица и осталась довольна увиденным. Дети будут скучать по ней, это было ясно, но при этом они хотели, чтобы она была счастлива, потому что любили ее. Молли расцеловала их и обняла всех по очереди, а потом побежала наверх, чтобы как следует выплакаться.

Через две недели она уехала в Ливерпуль.

1941 год

Ливерпуль стал для Молли местом, где она пережила лучшие и худшие дни в своей жизни. И теперь он был ее домом, а не Дунеатли. У Молли перехватило дыхание, когда в сумерках чудесного сентябрьского дня она разглядела силуэты трех зданий, которые, подобно часовым, охраняли покой реки Мерси. Два из них были повреждены во время страшных воздушных налетов в мае, но третье высилось гордо и неприступно, целое и невредимое. Впервые Молли увидела их с палубы океанского лайнера «Королева майя».

Сев на трамвай, женщина поехала к Агате и Филу, в их дом на Дерби-роуд, где отныне будет жить вместе с ними. Ее невестки, узнав о том, что она приезжает в Ливерпуль, гостеприимно предложили выделить ей комнату у любой из них, но Молли не без оснований подозревала, что обидит остальных своим отказом. Вариант с Агатой представлялся идеальным, поскольку не задевал ничьих чувств. Кроме того, она обидела Агату, когда не сказала ей, что уезжает в Ирландию, так что сейчас Молли в некотором роде собиралась компенсировать нанесенный подруге моральный ущерб.

Обнявшись, обе женщины расплакались.

— Как я рада видеть тебя, Молл! — запричитала Агата. — Мне следовало почаще бывать на Тернпайк-стрит, а не ждать, пока ты сама придешь сюда.

— Это я должна была приходить сюда, а не ждать, когда ты нагрянешь ко мне в гости.

Фил выразительно закатил глаза и заявил, что, глядя на них, чувствует себя неловко. Молли обняла его за шею и расцеловала в обе щеки, чем повергла лучшего друга Тома в еще большее смущение. Вконец растерявшийся Фил заявил, что идет в паб и надеется, что к моменту его возвращения обе они успокоятся.